Смуглая дама из Белоруссии - [9]

— Ривке и Ривке. А дедушка, когда услышал, что пришли мы, распрыгался от радости, как китайский дергунчик. Схватил Лео и пустился с ним в обнимку в пляс. И меня поцеловал. Дедушка вообще без ума от Лео. То есть меня он тоже любит, но Лео — сильнее. За Лео он жизнь отдаст! Если мама посылает меня к дедушке одного, дедушка всегда спрашивает: «А Лео где?» — и расстраивается, ни с кем не разговаривает, сколько бы латкес и креплах мама ему ни прислала. Потом дедушка отпустил Лео, провел нас в свою комнату и запер дверь. Не хотел, чтобы Ривке мешала. Лео вынул латкес, и мы давай объедаться. После этого Лео достал те коробки сигар.

— Это тебе, зейде, — сказал Лео. — Мы с Бенни накопили денег и купили их по дешевке — у погорельцев. Правда, Бенни?

— Правда-правда, — сказал я, но дедушка не дурак.

Он вроде как обрадовался, но видно было, что он чуть не плачет: он понимал, что Лео украл эти сигары для него.

— Лео, — сказал он, — как же я могу их взять?.. Получится тогда, что я твой сообщник! Хорошо будет зейде на старости лет угодить в Синг-Синг?.. Лео, пообещай, что больше не будешь красть.

Но он на Лео не сильно наседал. Он не такой притворщик, как дядя Макс. И знает, что Лео не ворюга. Если он крадет, значит, есть на то причина. Пока отец был жив, Лео ни разу ничего не стянул. Сам я не помню, но так дедушка говорит. А он лапшу на уши не вешает.

— Лео…

— Ну зейде, ну возьми, — попросил Лео. — Все равно их уже обратно не положишь. Хорошие сигары, а пропадут…

Дедушка больше о сигарах не распространялся, а достал вместо этого свою виктролу. Лео поет только при дедушке, а так не любит. И мы стали петь еврейские песни и танцевать. Ривке застучала в дверь:

— Прекратите тумел![27] Мейшке, соседи вызовут хозяина!

— Уходи, нудник! — отозвался дедушка и, открыв дверь, отдал Ривке все креплах. — Ну и женщина. Всех удовольствий хочет меня лишить… иди!

Дедушка запер дверь, и мы допели песню до конца. Он достал бутыль вишневой наливки, и мы дружно выдули два стакана. Потом дедушка снова раскочегарил виктролу и запел песню в одиночку:

— Ун аз дер ребе какт, ун аз дер ребе кветчт,

Ун аз дер ребе трент, цитерен ди вент[28].

Он вертелся волчком, как тот раввин из песни. Для своего возраста он отплясывал очень лихо. Остановился, глотнул вина и снова пустился в пляс. Мы с Лео хлопали ему в такт. Но у дедушки закружилась голова, пришлось ему присесть, а вместо него стал танцевать Лео. Это был полный отпад! Но он так топал, что мы испугались, как бы опять не прибежала Ривке. Поэтому Лео запрыгнул на дедушкину кровать и дотанцовывал там. Потом дедушка надел пальто, и мы пошли на улицу. Дедушка заглянул в синагогу напротив и всех оделил сигарами. А потом мы пошли на детскую площадку на Штраус-сквер. Там дедушка вручил сигару служащему парка, а сам уселся за шахматный стол: давал советы старикам, которые там играли, а сигар им не давал. Мы с Лео повисели на турнике, а потом служащий пустил нас погонять в шаффлборд. Дедушка за это время успел добить партию и теперь предложил сходить в кино. Только вот мама велела, чтобы мы не разрешали дедушке тратить на нас деньги, а то их у него мало, поэтому Лео отказался. Дедушка все равно понял, что в кино мы хотим. Он сказал:

— Я сейчас.

Он перешел за карточный стол, выиграл столько, сколько было нужно на киношку, и собрался уйти. Напарник не горел желанием отпускать его со своими деньгами, но что он мог сделать? В общем, дедушка отвел нас в «Делэнси» на фильм про Чарли Чана[29]. Потом мы пошли обратно к дедушке. На лестнице, когда мы поднимались, Лео протянул дедушке продовольственные карточки.

— Возьми, зейде, — сказал он, — и не ругайся. Пользуйся!

В общем, дедушка взял карточки и ничего не сказал, только поцеловал нас с Лео, а потом спросил:

— Лео, когда же вы снова навестите своего зейде?

— Может, на следующей неделе, — сказал Лео, и мы попрощались с Ривке и вышли.

По Делэнси-стрит дотопали обратно до метро, сели в поезд — на этот раз в первый вагон, — и я всю дорогу смотрел на разноцветные огоньки в туннеле. Если закрыть уши руками, то слышно «ва-а, ва-а», словно море шумит. Но Лео сказал: прекрати, дурачком выглядишь. От нечего делать я стал считать и досчитал до пяти тысяч тридцати шести, и тут поезд прибыл на станцию. Лео хотел доехать на автобусе, но я уперся.

— Туда дошли пешком и обратно дойдем!

Солнце вовсю садилось, и, когда мы вошли в Кротона-парк, было уже темно. Навстречу нам шпарили два ниггера, и я хотел дать деру, но Лео не разрешил. Бежать никогда нельзя! Те двое явно нарывались, и меня, хоть я и был с Лео, затрясло. Но Лео вообще не испугался, и они это поняли. Они остановили меня и обыскали. Лео им сказал, чтоб оставили меня в покое, и тогда тот черный, что побольше, вынул заточку и двинулся на него. Я чуть в штаны не наложил!

— Эй ты, козел, это ты мне командуешь?

Лео посмотрел тому черному прямо в глаза и сказал:

— А что скажет Большой Папочка, когда узнает, что ты на нас наехал?

Черный аж дернулся, я сам видел. Он спросил:

— Слышь, ты, сучонок, ты что, знаком с Большим Папочкой?

— Я не знаком, — сказал Лео, — а вот мой брат…