Сказки Леты, сборник рассказов - [2]

Всплеснула красивыми руками и замолчала на время одного взгляда, с юмором глядя на Лету и на мужа.

— Вадим, ты все же пойди, милый, — передумала решительно и мягко, — а то вдруг еще кто сядет, а мы одеяло забрали.

Дама не сказала, как ее зовут, видимо, пока просто не успела, подумала Лета, послушно улыбаясь в ответ на улыбку, ведь только зашли, а она уже будто тут сто лет живет и будто вокруг нее — настоящий дворец. Надо же, подумала Лета еще, такие оба — скрипачи, чистые душистые интеллигенты, будто картинка из журнала. Попозже придется самой спросить, как зовут, эх. А могла бы и представиться, когда спрашивала имя, ведь сутки вместе ехать.

— Петя, — вдруг воскликнула дама, мягко смеясь и отступая к самым Летиным коленкам, — ну, наконец-то! Вот твоя полка, Петенька, белье лежит, папа сейчас принесет одеяло, закроешь окно, а вообще ложись головой к двери, понял? Что там смотреть, ночь целая впереди. Это вот Лета, знакомься, полдороги вы будете вместе.

Петенька оказался таким же высоким, тонким и темноволосым, со светлым хмурым лицом. Лете он кивнул и тут же что-то шепотом возразил матери, которая тоже шепотом увещевала его, иногда поворачиваясь к Лете и извинительно мягко ей улыбаясь.

— Зубную щетку я тебе положила… — долетали из тихого разговора слова.

— Да хватит уже…

— А утром не забудь…

— Мама…

Дама-мама рассмеялась, и совсем повернувшись к Лете, развела руками.

— Вот такой уже, большой, слушать не хочет. Вы уж за ним приглядите, Лета, пожалуйста.

Большой Петя с досадой вздохнул, и Лета, улыбаясь, кивнула:

— Конечно, не волнуйтесь.

В дверях с одеялом возник муж Вадим, оказавшийся папой, и трое засуетились, неловко переступая, мешая друг другу. Петя отмахивался от материнского поцелуя, и дама, оттолкнув его изящной рукой, вышла в коридор, где топала проводница Надя, хлопая дверями пустых купе. Зимний поезд, почти без пассажиров.

Петя чуть нагнул красивую голову, когда отец похлопал его по плечу, притягивая к себе. Не стал целовать в щеку, а так же нагнул свою, сверкнув ранней сединой, ласково боднул сына в лоб, оттолкнул как давеча мать и вышел, мягко топая в коридоре сильными мерными шагами.

Через пару минут фонарь качнулся и уплыл, из-под потолка, скрипуче проснувшись, радио сыграло марш славянки. И слегка ошеломленная Лета вытянула, наконец, замлевшие ноги. Сдвинула занавеску и тактично уставилась на белые полосы снега, расчерченные желтыми фонарями и черными рельсами.

Петя сел напротив и замолчал. Поезд шел тихо, и Лета слышала, как мальчик дышит. Это казалось неправильным, будто она подглядывает за чем-то очень личным. Хрустнул и зашуршал пакет под рукой мальчика. Сколько же ему? Красивой маме, подумалось Лете в первые секунды, лет тридцать пять, и папа старше на два-три года. Но мальчишка такой высокий. На отца похож. А волосы, кажется, мамины у него.

Фонари кончились, колеса застучали ровнее. Лета вздохнула. Она тут старшая и дама просила ее приглядеть, за ребенком.

— Так ты до Харькова едешь?

— Да.

У Пети был хороший глубокий голос. Не хватало ему отцовской вальяжности, но откуда она у мальчишки, мал еще.

— Стелиться будешь сейчас?

— Нет.

Они помолчали. Свет был скучным и падал сверху, серовато-белый. Лета подумала, что дама-мама была прекрасна, и в купе стояли еще те, шкатулочные сумерки. Теперь ее нет и нет красивого мужа Вадима, Лете достался этот мертвенький, нелюбимый свет из пластмассовых панелек. А еще в спешке найденная цветная рубашка поверх серой футболки и тесные джинсы, которые давно пора снять, и надеть вместо них тонкие черные штанишки в обтяжку. Трикотажные, в них и спать, укутавшись простыней.

— Слушай, тогда давай я, постелюсь и заодно переоденусь, — она отодвинулась от окна, беря в руки пакет.

Петя кивнул и остался сидеть, разглядывая свои коленки.

Лета разозлилась немножко.

— Тогда ты выйди. Я позову.

Шумно вздохнув, мальчик вскочил и, отворачиваясь, вышел, цепляясь за косяки длинными руками. Лета тихонько повернула на двери защелку. Вот же кролик какой, не понял сразу и после рассердился, что выглядит дураком. А может быть, она это придумала. Может, он и не хотел выходить, а злится просто так, из-за того, что она командует. Не влезай в чужую шкуру, Лета, особенно если путаешь ее со своей.

Она кинулась поднимать свою полку, подставляя плечо, вывернула шею, возя руками по молнии. Вот дурында, надо было штаны положить в пакет с продуктами. Ага. И тапки сверху. Чтоб на пряниках лежали и на апельсинах. Вытащила одежду, наведя в сумке беспорядок, отодвинулась. Полка хлопнулась на место. Лета неловко и быстро переоделась, дежурно завидуя женщинам, что умеют ездить в поездах. Она всегда им завидовала, когда поезд трогался и набирал скорость. Тогда эти, в непоездной жизни часто совсем невидные дамы, вставали и говорили повелительно:

— Ну, дорогие мужчины, идите в коридор, я буду переодеваться.

У такой дамы обязательно имелись вышитые тапочки, крупная косметичка, и спортивный костюм — ярко-розовый или оранжевый. Еда такой дамы занимала весь крошечный столик, а на разостланной постели громоздились пудреницы, щетки для волос, шарфики, кошельки и россыпь цветных журналов. Такая дама могла полчаса занимать туалет, а после сидеть на своей полке (обязательно нижней), запрокинув голову и внимательно глядя в зеркальце, долго красить глаз, совершенно не комплексуя, что другой пока ждет — скромный и ненакрашенный. Попутчики носили им кипяток и бегали за пирожками.