Сказка без чудес - [62]

Дымокуров заёрзал было, порываясь уточнить, в какой связи находится это запредельно отдалённое прошлое с его фиктивным вступлением в наследование поместья, но вовремя прикусил язык. Вспомнив, что с умалишёнными следует поддерживать беседу на равных, терпеливо выслушивая и не перебивая чокнутых оппонентов.

— Сейчас-то вы, люди, знаете, что человека разумного на планете много тысячелетий назад насчитывалось несколько видов. Наш, например, — Василиса Митрофановна кивнула на сидящих смирно, как первоклашки за партами, домочадцев, — обитал здесь задолго до того, как из Африки началась миграция отдельных особей гомо сапиенса. Хотя, положа руку на сердце, разумными-то были как раз мы, а не ваши наглые, злобные, отличающиеся повышенной агрессивностью, не брезговавшие каннибализмом предки…

Дворня закивала дружно и энергично, Яков даже сжал кулачищи грозно — будто к драке с этими самыми гомо сапиенсами-людоедами изготовился. Все домочадцы заволновались, засопели разом рассерженно, словно то, о чём повествовала Василиса Митрофановна, случилось не тысячу веков назад, а только вчера.

— Наш вид всегда жил в ладу с природой, со всей флорой и фауной, населявшей тогда планету. Мы брали от природы лишь столько, сколько нам было необходимо для поддержки собственного существования. При этом, по возможности, старались возвращать взятое. Срубил дерево — посади, или дай возможность вырасти новому. Убил зверя — но только тогда, когда есть хочется, желательно больного, ослабленного…

Глеб Сергеевич пожал плечами:

— Ну, эту идею у нас и сейчас пропагандируют. Гринписовцы, например…

— Да, есть среди миллиардов представителей человека разумного действительно разумные особи, — согласилась Василиса Митрофановна. — Однако их, согласись, Глебушка, ничтожный процент от числа тех, кто стремится к безудержному потреблению. И готов ради этого в буквальном смысле сожрать планету, уничтожив среду своего обитания. Разумным это, мягко говоря, назвать нельзя…

Отставному чиновнику — не выспавшемуся, раздражённому, изрядно надоел этот полуночный экологический ликбез, но он кивнул терпеливо, поддерживая видимую заинтересованность в разговоре:

— А вы, значит, другие?

— Другие, — подтвердила тётушка. — Вы вот, человеки, с позволения сказать, разумные, всё инопланетян ищите в далёком космосе. Братьев по разуму. А не видите того, что под носом у вас братья по разуму давно, испокон веков, обитают. И в воде, и на суше. Только разум у них, у нас то есть, другой. Мы просто живём, радуемся каждый своему, отпущенному природой сроку — и бабочка-однодневка, и черепаха трёхсотлетняя. И ваши заморочки, ваши безграничные потребности нам просто неинтересны. Вы о контактах с инопланетными цивилизациями мечтаете. Считаете это высшим достижением своего прогресса. А того не понимаете, что вы, в том качестве, в котором вы прибываете, никаким инопланетянам на фиг не нужны! Разве только подобных себе, злобных дебилов, в космосе повстречаете. Ну, тогда вам всем вообще мало не покажется…

И хотя Глеб Сергеевич обиделся за весь человеческий род, виду всё же не показал:

— И… что, ваш э-э… вид, намного старше человеческого?

— На многие тысячелетия. Мы вас, людей, в развитии на пятьдесят тысяч лет, как минимум, обогнали. И что, нужны вам наш опыт и мудрость? — Василиса Митрофановна усмехнулась горько, и сама ответила: — Нет! Если бы мы не сторонились вас, по лесам да другим малодоступным местам не прятались, вы бы давно нас изничтожили как биологический вид. Как сотни, тысячи других видов уничтожили, вытоптали, затравили, сожрали…

Незаметно для себя Дымокуров увлёкся беседой, забыв об осторожности, возразил запальчиво:

— Ну и где же следы вашей стотысячелетней цивилизации? Те, что человек оставил, и не сто, а, скажем, тридцать, десять, пять тысяч лет назад, до сих пор можно видеть. Рисунки наскальные, Стоунхендж, пирамиды египетские. Таблички глиняные шумерские. А от вас-то что на земле осталось? Череп деформированный, который краевед Рукобратский в кладовке музея прячет?

Тётка вздохнула, объяснила, как несмышлёнышу:

— Да земля и осталась! В целости и сохранности. Со всем разнообразным, обитающим на ней растительным и животным миром! Какие следы в вашем, человеческом понимании, останутся, например, после дельфинов? Или шимпанзе? От слонов, тигров, голубей, аистов? Ну, ладно, это я о животных, неразумных, по вашему мнению, говорю. А вот неандертальцы. Они до вас, гомо сапиенсов, пятьдесят тысяч лет жили. И что оставили? Рисунки наскальные, каменные орудия труда. Ничего в экологии не нарушив, ничем природе не навредив. А вы, человечество, за каких-то пять тысяч лет планету едва ли не до основания разрушили, исковыряли, реки высушили, каналы прорыли, леса вырубили… Стоунхендж — это ещё цветочки. Дай вам срок — вы всю поверхность земли в бетон и асфальт закатаете, недра вычерпаете, воду отравите. Всё мусором, ядовитыми отходами своей жизнедеятельности завалите. Если не взорвёте до того к чёртовой матери!

Глеб Сергеевич заступился за соплеменников:

— Наша цивилизация развивается! У нас — научный прогресс! За те же самые пять тысяч лет мы от каменного топора до атомных электростанций, космических кораблей продвинулись! А по-вашему, надо было оставаться в лесах, ходить голышом с дубиной, спать на деревьях или в пещерах?