Сказка без чудес - [64]

— А-а, так, стал быть, и у вас документы, удостоверяющие личность, поддельные? — подыгрывая ей, будто бы поверив в россказни о запредельном долгожительстве, заметил Глеб Сергеевич.

— А нетути у меня никаких документов! — не без гордости заявила бабка. — Кому я, старуха, нужна? Живу в лесу, никого не трогаю, в люди не выхожу. Кому понадоблюсь — те сами ко мне приходят… Пензии, правда, тоже нет, — с сожалением причмокнула она губами. — А мне ведь не простая, пензия-то — ветеранская положена. У меня трудового стажа две тыщи лет!

Дымокуров покивал ей сочувственно. Дескать, и впрямь, какая несправедливость! А потом полюбопытствовал у Василисы Митрофановны, поддерживая видимость интереса к беседе:

— И… как же вам удаётся так долго жить? Секрет знаете? Травки, корешки какие-нибудь целебные употребляете?

— Просто гены, — коротко, не вдаваясь в подробности, пояснила та.

И Глеб Сергеевич опять закивал торопливо: ну да, конечно же! Гены! Что может быть проще?!

— И… всё-таки, я-то вам зачем понадобился? — ввинтил-таки он давно мучающий его вопрос.

Тётушка внимательно посмотрела ему в глаза.

— Мы, Глебушка, долгожители, но не вечно живём. И проблема наследника не сейчас, так лет через двести-триста вполне может возникнуть. А тебе — сколько сейчас? Шестьдесят два? Ну, ты вообще ребёнок, дитя неразумное в сравнении с нами. Вот и решили мы присмотреться к тебе, подготовить, так сказать, к предназначенной миссии…

«О, чёрт! — предположил с ужасом Дымокуров. — Может, они, сектанты, жертвоприношения практикуют? Человеческие?! Так вот для чего я им нужен?!».

Однако тётка продолжила, успокоив:

— Нам, — обвела она рукой домочадцев, — как раз такой человек, как ты, нужен. Хорошо разбирающийся в современном мире, знающий людей. И чтобы в то же время был нашей крови. Кроме того, — запнулась она, будто не желая выдавать племяннику сразу все свои секреты, — есть в тебе некая сила. О которой ты не знаешь, и даже не догадываешься пока… А наша задача — силу эту, способности… э-э… уникальные, в тебе пробудить, развить, да на благое дело использовать.

— И… какое дело? — насторожился опять Глеб Сергеевич.

— Планету нашу спасать, — буднично, как о чём-то само собой разумеющимся, сообщила Василиса Митрофановна.

«Ни фига себе, планы у них! Вселенского масштаба!» — обескуражено соображал Дымокуров. А потом чуток успокоился. Хорошая новость состояла в том, что приносить в жертву и ритуально поедать его обитатели усадьбы, похоже, всё же не собираются.

А потому он принялся отнекиваться, потупясь смущённо:

— Спасибо, конечно, за доверие… но я человек пожилой, пенсионного возраста. Гипертония артериальная у меня, на кардиограмме изменения в сердце… аритмия какая-то… Вам ведь наследник-долгожитель нужен, а мне при самом хорошем раскладе лет двадцать этой жизни осталось… с наследственностью тоже проблемы. Никаких долгожителей, мафусаилов век проживших. Мама обыкновенной женщиной была, умерла семидесяти пяти лет от роду. Отца я не помню. Он из семьи рано ушёл. Вам, Василиса Митрофановна, лучше знать, что с ним сталось. Вы же мне тётушка по отцовой линии. Наверное, папаши моего давно уж на свете нет…

— Да вот он сидит, живой и здоровый, — улыбнулась тётка.

И указала пальцем на Еремея Горыныча.

23

И разговор этот, и последующее за ним воссоединение якобы с блудным папашей оставили у Глеба Сергеевича тяжкие впечатления.

Понятно, что никаких радостных объятий с вновь обретённым отцом не последовало. Домоправитель, чей возраст никак не мог превышать семидесяти с очень коротким хвостиком, будучи старше объявленного сыном Дымокурова лет на десять, максимум, в родители ему никак не годился. Здесь уж разлюбезную тётушку занесло сверх всякой меры. А потому, услышав эту новость, и Еремей Горыныч остался сидеть, приклеившись к стулу с конфузливой улыбкой на чисто выбритом, лишённом какой-либо растительности, как у рептилии, лице, да и Глеб Сергеевич принял это известие без восторга, разве только ещё больше укрепился в своих намерениях бежать из этого дома. И чем скорее, тем лучше.

Однако, поскольку ещё стояла глухая ночь, ничего, кроме сна, в ближайшие часы планировать не следовало.

Поэтому Глеб Сергеевич, распахнув, настежь окно — в комнате было невыносимо душно, да ещё эта проваливающаяся под ним податливо пуховая перина, толстенное, как бетонная плита, тёплое одеяло, — раздевшись до трусов и нательной майки, погасив свет, рухнул без сил на кровать.

Измотанный физически, переполненный новыми впечатлениями, он долго лежал без сна. Слегка колышущий шторы ночной ветерок приятно овевал разгорячённое тело. Ворочаясь с боку на бок, Дымокуров осмысливал, переваривал вновь услышанное от тётушки.

Более всего смущала его неуклюжая попытка обитателей усадьбы навязаться ему в кровные родственники. С какой целью, зачем?

Больших денег, несмотря на расхожее мнение о чиновниках, он никогда не имел. Взяток не брал, да ему, рядовому исполнителю, их и не предлагали сроду. За что? За прочувственный, звучащий как стих поздравительный адрес? За доклад, посвящённый инвестиционной привлекательности региона? Хотя жалование, довольно щедрое по нынешним временам, надо честно признаться, аккуратно платили.