Сказка без чудес - [66]

Однако никакого вертолёта в небесах ни слышно, ни видно не было. Сжимавший отставного чиновника в объятиях незнакомец нёсся непостижимым образом над землёй, изредка хлопая полами своего просторного матерчатого плаща. А Глеб Сергеевич с замиранием сердца смотрел на проваливающуюся под ним в бездну, в тартарары, усадьбу, на село Колобродово поодаль, угадывающееся внизу по редким в этот предутренний час огонькам в окнах.

Уносивший Дымокурова в тёмную межзвёздную высь незнакомец — то ли освободитель, то ли наоборот, похититель, крепко держал в объятиях свою добычу. Принимая во внимание то, что отставной чиновник был, тактично говоря, человеком не худеньким, а совсем напротив, склонным к полноте, это наверняка требовало немалых усилий. Глеб Сергеевич ощущал явственно на своей шее жаркое дыхание этого странного, летящего в поднебесье, как казалось, только при помощи широкополого плаща, субъекта.

«Господи, ну, конечно же, дельтаплан!» — осенило Дымокурова.

Повернув голову так, что шея хрустнула, отставной чиновник крикнул громко, хотя полёт проходил в абсолютной тишине, и причин напрягать голосовые связки как будто, не было:

— Послушайте, товарищ… э-э… не знаю, как к вам обращаться! Как же вы аппаратом своим летательным управляете? Руки-то у вас заняты!

— Да-а? — удивлённо выдохнул прямо в ухо ему незнакомец. — Действительно!

И тут же разомкнул объятия.

Глеб Сергеевич скользнул по его груди, и, ничем не удерживаемый, ухнул вниз, понёсся так, что ветер в ушах засвистел, к земле, приближающейся стремительно.

Сердце отставного чиновника, отстав будто чуток от бренного тела, подпрыгнуло вверх, затрепыхалось под горлом.

В отчаянье Дымокуров замахал руками и ногами, стремясь превратить падение в плавный полёт, как это бывает во сне, однако то, что происходило с ним сию минуту, сейчас, никак не походило на сон. Не во сне, а наяву, он падал с нарастающим ускорением, десять метров в секунду, как услужливо подсказала память из школьного курса физики, пикировал к земле, которая надвигалась, ощетинившись угрожающе остроконечными верхушками сосен, приближалась беспощадно со свистом.

Сейчас бы самое время проснуться с криками ужаса, в холодном поту, сесть в кровати, ошарашенно озираясь по сторонам, осознавая облегчённо и радостно, что всё пережитое только что — всего лишь пригрезившийся кошмар.

Однако спасительного пробуждения не наступало. Он всё также падал и падал безудержно, кожей, заледеневшей от поднебесного холода, всеми нервными окончаниями обречённого тела предчувствуя, что несколько мгновений спустя полёт этот закончится страшным ударом. И от него, Глеба Сергеевича, со всеми его помыслами и мечтами, с его биографией, коей впору гордиться, благонадёжностью и хорошей пенсией, только окровавленная лепёшка на грунте останется. Будто птичка с высоты какнула. Гигантская такая птичка, с чёрными крыльями, в широкополой, чудом держащейся на голове, пасторской шляпе…

И в этот миг с земли навстречу Дымокурову словно ракета межконтинентальная стартовала. Что-то столь же огромное, огнедышащее, ввинчивающееся в ночное пространство так мощно, что воздух дрогнул окрест, и чувствовалось, никто не в силах остановить этот неопознанный отставным чиновником, прибывающим в ужасе, летающий объект.

Это нечто подхватило Глеба Сергеевича так резко, что у того зубы лязгнули, прижало к себе надёжно и мягко, продолжая, словно реактивный истребитель, набирать высоту, и сердце Дымокурова теперь будто оторвалось, и упало, как говорится, в пятки.

Щурясь от ледяного ветра, отставной чиновник открыл глаза, попытался разглядеть то, что схватило и держало его, но разглядел лишь нечто, покрытое крупной, с блюдце, чешуёй, отливающее серебром в лунном свете, и напоминающее гигантскую когтистую лапу.

Глеб Сергеевич извернулся, и посмотрел вверх. То, что увидел он, его совсем не обрадовало. Ибо то, что, по здравому разумению, могло быть только кошмарным сном, продолжалось.

Его спаситель обладал плоской головой на длинной змеиной шее, покрытой всё той же серебристой чешуёй и принадлежащей явно рептилии.

Чудовище разинуло пасть с кинжальной остроты и столь же впечатляющих размером клыками, и дохнуло пламенем, похожим на струю из огнемёта, вслед удалявшейся стремительно чёрной тени.

Огонь лизнул развивающиеся на лету полы плаща, поджёг их. И тот, кого Дымокуров принял простодушно за своего спасителя — спецназовца, свалился в штопор, и уже сам, подобно своей недавней жертве, помчался к земле, крутясь в полёте, дымя, как сбитый вражеский истребитель, и разбрасывая вокруг ослепительно-яркие искры.

А то чудище, что прижимало бережно к чешуйчатой груди Дымокурова, заложив немыслимую фигуру высшего пилотажа вроде «мёртвой петли», вследствие чего у отставного чиновника заложило уши и помутилось сознание, тоже принялось опускаться стремительно.

Дальше Глеб Сергеевич уже ничего не видел, не чувствовал, укрывшись от навалившегося на него кошмара в спасительном забытье.

24

А между тем утром наступившего дня в Южно-Уральске, в Доме Советов, началось совещание, посвящённое актуальной для общественности региона теме — начала разработки нефтеносного месторождения в Заповедном бору.