Сказка без чудес - [58]

Сбруев, всё ещё с сомнением поглядывая на бумажку, спросил недоверчиво:

— С чего бы? Ну, этот, как вы говорите, расцвет?

Люций Гемулович пояснил с готовностью.

— Деньги, дорогой пиит, увы, банальные деньги. Возьмём, к примеру, литературу. Вот вы, как признанный авторитет… гм-м… в южно-уральской словесности, периодически клянчите в региональном министерстве культуры средства на издание очередного коллективного сборника. Ну, там к юбилею литературного объединения, ещё к какой-нибудь круглой дате… Поскольку вас знают, к вам прислушиваются, деньги, со скрипом, не в той сумме, в которой бы хотелось, всё же дают. Вы, как всегда, выступаете в роли составителя. Получаете, соответственно, вознаграждение за свои интеллектуальные труды. Имеете возможность в бесчисленный раз на халяву издать полтора десятка своих стихов, а заодно выслушать каскад благодарностей от авторов, которых вы в этот сборничек включили. Ведь так? — он испытующе глянул на Сбруева.

— Н-ну, в общем-то, да… — вынужден был признать Ферапонт.

— А с началом работы на территории Заповедного бора нашей нефтяной компании ваши возможности в этом плане возрастут многократно! Вы, например, сможете осуществить давно задуманный вами грандиозный проект — издать серию книг, этакую многотомную библиотеку произведений писателей, чья жизнь, творчество были как-то связаны с Южно-Уральской областью. От Даля, Державина, Карамзина, Пушкина, до современных авторов. Причём именно вы, Сбруев, будете решать, кто из южно-уральских поэтов и прозаиков достоин встать на книжную полку рядом с великими, а кто нет. Корсакова, например, я предлагаю из этого перечня исключить!

— Вы… вы тоже считаете его недостойным? Вы его читали? — изумлённо вытаращил глаза Ферапонт.

— Да-а… кое-что, бегло… — неопределённо пожал плечами Люций Гемулович. — В любом случае осуществление этого грандиозного проекта будет передано нами, нефтяниками, на откуп лично вам, Сбруеву. Как скажете, так и будет!

Ферапонт слушал зачарованно, а человек в чёрном продолжал вещать увлечённо:

— И заметьте, за каждый том вы, как редактор, будете получать «составительские». А это — многие десятки, сотни тысяч рублей! С учётом того, что наш проект рассчитан на несколько лет, безбедная старость вам обеспечена.

Сбруев утер вспотевший от волнения лоб обмахрившимся от старости рукавом пиджака. Прищурился подозрительно:

— А стихи теперь я точно смогу писать?

— Да конечно! — всплеснул руками Люций Гемулович. — Да сколько угодно! Кстати, первое можете посвятить нам, нефтяникам. И прочесть на торжественном пуске нефтяной скважины в Заповедном бору. Что-нибудь вроде: мы нефтяников поздравляем, и всего… трам-там-там, им желаем… ну, вам, как поэту, видней!

Сбруев опять глянул в листок. Там, под текстом обращения, уже стояли подписи известных в районе заслуженных врачей, работников сферы образования, культуры. Нашёл свою фамилию с перечислением всех литературных регалий, и, присев на корточки, уложив бумагу на коленку, черкнул витиеватую, с завитушками и вензелями, подпись.

Выпрямившись с кряхтением, вернул документ Люцию Гемуловичу.

Тот, ловко действуя своими затянутыми в перчатки, гибкими, словно многосуставчатыми, пальцами, вставил листочек в файл, и в мгновение ока спровадил куда-то в складки свободного, будто крылья гигантской летучей мыши, плаща. Молвил вежливо, тронув поля шляпы:

— Приятно было познакомиться. Позвольте откланяться… — и, шагнув с тропинки, исчез, растворился, растаял, словно призрак, в кустах привядшей от летней жары и маловодья, черёмухи.

Впрочем, Сбруев и не следил за тем, куда отправился таинственный собеседник.

Радость переполняла его. Он знал наверняка, чувствовал, что к нему и впрямь вернулись способности к творчеству. Что там предложил человек в чёрном? Поздравление нефтяникам? Да запросто!

И Ферапонт продекламировал вслух строки, будто огненной вязью прописанные в его мозгу, мгновенно сложившиеся в стихи:

Я нефтяников поздравляю,

И всего, трам-там-там, им желаю!

Я желаю им, чтоб всегда

Э-э… нефтескважины были полны,

Чтоб минула уж всех их беда,

И что б были прекрасны их дни!

Заслышав громкий, похожий на воронье карканье голос поэта, птички, до того беззаботно щебетавшие окрест, замолкли разом испуганно.

А Ферапонт ликовал. Он только что, после полувекового молчания, написал новый и, откровенно надо сказать, великолепный стих! Отлично скроенный, зарифмованный. Особенно вот это вот: «трам-там-там» хорошо получилось. От самых глубинных поэтических народных традиций, идущее… Строфа, гениальная в своей простоте, прямо пушкинская, надо честно признаться, строфа! И сейчас подобных строк и строф роилось в его голове тысячи! Теперь все недоброжелатели, много лет попрекавшие его отсутствием личного творчества, сдохнут от зависти!

И Сбруев опять зарыдал, шумно сморкаясь в смятый комком, накрахмаленный будто, от многократного употребления, носовой платок. Плакал от счастья на этот раз.

21

Глеб Сергеевич проснулся далеко за полночь.

Ещё не открыв слепленных тяжёлой дремотой глаз, он со стыдом вспомнил, как плутал накануне в ужасе по Заповедному бору, как погостил у сумасшедшей старухи, которой он, как ни крути, а доводится единокровным племянником. Как рысачил потом по лесной тропке вслед за дурацким клубком шерсти, который, как намагниченный, катился сам по себе шустренько, и вывел-таки прямо к парадному крыльцу усадьбы, светящейся приветливо в ночь окошками. После чего, скакнув, исчез, юркнув, словно мышка в травку. Вполне вероятно, назад, в избушку, помчался.