Сказание о Бахраме Чубина из «Шахнаме» - [41]

Как бог велит, был этот брак устроен.

Я с ней простился, как отец и друг.

Но только увидал ее супруг,

Бессильным стало молодое тело,

Душа его на небо улетела.

С тех пор тоскою заболела дочь,

И день ей черным кажется, как ночь,

Не слушает советов, утешений,

Угрюм, как осень, день ее весенний.

Прошу я: потрудись! Мне жаль ее, —

Найди слова, развей печаль ее,

И, может быть, — ты молод, строен, знатен, —

Ей будет разговор с тобой приятен».

Сказал Густахм: «Я прогоню тоску,

Ее недуг из сердца извлеку».

С душой открытой, полон жажды дела,

К молчальнице приблизился он смело.

Сидела солнцеликая жена,

Безмолвна, величава и грустна.

Но так как статуя была красива,

Густахм заговорил красноречиво:

«Царевна, дочь могучего отца!

Не жалуйся на промысел творца.

От смерти не уйти орлу на небе

И льву в лесу, — таков наш общий жребий».

Но на ветер ушли его слова,

Несчастного не тронув существа.

Оно глядело пристально и грустно,

Смахнув слезу с ресниц весьма искусно.

Густахм замолк, теряя речи дар.

Призвав к себе, спросил его кайсар:

«Ты говорил ли с бедною царевной,

Тоску прогнал ли речью задушевной?»

Тот отвечал: «Твоя безмолвна дочь,

Не удалось мне страждущей помочь».

На утро властелин сказал Болую:

«Как дочери тоску развеять злую?

Шапура, Андиёна ты возьми,

И с этими достойными людьми

Мое дитя ты оживи беседой,

О женихе прекрасном ей поведай:

А вдруг ее утешит ваш совет,

А вдруг она сегодня даст ответ?

Душа моя от скорби раскололась:

Хочу я дочери услышать голос!»

Три витязя, пред страждущей представ,

О женихе, властителе держав,

Подробно рассказали солнцеликой,

Но та была, как прежде, безъязыкой.

Пришли к царю: «Твоя безмолвна дочь,

Мы боль ее не в силах превозмочь».

Не помогли вельможи властелину,

И поспешил тогда кайсар к Бурзину.

Сказал: «Тоскую, дочь свою любя.

Одна, Харрод, надежда — на тебя.

С ее недугом четверо боролось, —

Быть может, ты ее услышишь голос».

Харрод Бурзин к безмолвной подошел,

Узрел ее лицо, венец, престол,

Окинул всю ее пытливым взглядом,

Присматриваясь к слугам и нарядам.

Приветствие учтиво произнес.

Молчала та, роняя капли слез.

Задумался вельможа многочтимый:

«Она молчит: погиб ее любимый,

Молчит из-за жестокости судьбы, —

Но почему молчат ее рабы?

Зачем молчат наперсницы и слуги,

Когда она тоскует о супруге?

Зачем рукой не хочет шевельнуть,

Когда ей слезы падают на грудь —

Все время на одно и то же место?

Ужели безутешная невеста

Застыла, поглощенная тоской,

Не шевельнет рукой или ногой?

Она грустна поныне, как вначале:

Движенья жизни нет в ее печали!»

Расхохотался от души Бурзин,

Сказал кайсару: «Мудрый властелин,

Ты говоришь, что дочь ты замуж выдал?

Не дочь твоя грустит, а жалкий идол!

То статуя руками колдуна

На посрамленье нам сотворена.

Ты насмех порешил поднять иранцев,

Чтоб пристыдил Хосров своих посланцев!»

Сказал кайсар: «Твой разум — благодать,

Визирем первым ты достоин стать!

Есть у меня в одном покое чудо.

Увидишь в первый раз такое чудо,

Увидев, не поймешь: то истукан,

Иль вечный сотворил его Яздан?»

Харрод, внимая речи той хвалебной,

Отправился тотчас в покой волшебный.

Там, с луком и колчаном, полным стрел,

Огромный всадник в воздухе висел.

Сказал Харрод: «Уловки бесполезны,

Седок, висящий в воздухе, — железный,

А тот покой из камня состоит,

И камень называется: магнит.

Его индусские открыли маги,

В чьих книгах — мысли о добре и благе».

Глава сорок пятая Харрод рассуждает о различных верованиях

Сказал кайсар: «Все люди чтут богов, —

От шахов и вельмож до пастухов.

Румийцы — почитатели Иисуса.

А в чем же вера состоит индуса?»

Харрод ответил на вопрос его:

«Корова для индуса — божество».

Не почитают люди Индостана,

Ни небо, ни всесущего Яздана.

Индусам себялюбье не сродни,

Нас не считают мудрыми они.

Те, кто зажгли огонь, себя сжигают.

Есть в воздухе, — индусы полагают, —

Огонь, покорный воле божества.

Брахманы, людям говоря слова,

Что в сердце проникают и волнуют,

Эфиром это пламя именуют.

Огонь, с таким соединясь огнем,

Очистит душу, что сгорает в нем.

Индусы выбрали самосожженье.

А ваше разве правильно ученье?

Давайте обратимся к тем словам,

Что говорила мать Христа — Марьям:

«Отдай врагу последнюю рубаху!

Он даст тебе пощечину с размаху, —

Не злись, молчи, благослови его,

А вспыхнет гнев — ты подави его.

Ты будь доволен самой скромной пищей,

А нет ее — смирись, живи, как нищий.

В юдоли сей ты зла не совершай,

А зло, что причинят тебе, — прощай».

Вы помните ли это поученье?

Нет, вами управляет вожделенье,

Умом и сердцем овладел порок,

И не ведет отныне вас пророк.

Грешны, незрячи, сбились вы с дороги,

Воздвигли до седьмых небес чертоги,

Надели вы кольчуги и венцы,

Чужим добром украсили дворцы,

И эти украшенья и убранство —

Свидетели насилья и тиранства.

Ведет жестокость войны на земле,

Нарушен мир спокойный на земле,

Лишь выросли сокровищ ваших груды,

Ключи от них с трудом везут верблюды…

Один дервиш был жалким бедняком,

Питался редькой он и молоком.

Однажды встретил он в пути еврея,

Защиты на дороге не имея.

Прохожий был румян и полон сил,

И дервиша несчастного убил,

Потом на дереве повесил тело,

И совершил он это злое дело

С веселою, спокойною душой:

Над верой надругался он чужой.

С тех пор увлекся он познаньем бога,

Он говорил умно, красно и много,