Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг. - [55]
Также в лагере № 0308 стахановцы, получавшие алкоголь, были рады продать его личному составу ПФЛ[898]. Часто охранники и охраняемые совместно употребляли спиртные напитки, тем самым стирая между собой все социальные рамки. Официальные отчеты не могли умолчать об этих фактах, но не могли и раскрыть подробностей: дежурный офицер лейтенант Зяблов «допустил выпивку со спецконтингентом»[899], вахтер Мишенев «допустил выпивку с одним из контингента, который поменял фуфайку на водку», а вахтер Ляпин был отправлен в военкомат «за систематическое нарушение конвойной службы, выразившееся в крайней доверчивости к контингенту»[900].
Директива УПВИ от августа 1943 г. собрала самые вопиющие случаи «крайней доверчивости»: отправленный лагерным начальством в командировку для покупки семян в место назначения не прибыл, отпросившийся сходить в село набить матрац соломой в лагерь не вернулся. Также поступил получивший разрешение сходить в лес за корой для плетения лаптей. Еще двое среди дня сломали забор в 20–30 метрах от часового[901]. Даже заметив отсутствие проверяемого, дежурные и дневальные могли просто не сообщить об этом[902] — видимо, отлучки из зоны были распространенным явлением и вахтеры считали, что у «бывших военнослужащих» нет причин для побега.
Некоторые документы зафиксировали едва ли не дружеские отношения заключенных и тюремщиков: «у нас вахтерский состав в большинстве набран из контингента, а поэтому они ходят в зону, встречают там знакомых и рассказывают им все, что делается у нас в лагере»[903]. В декабре 1943 г. в спецлагере № 0303 ревизия зафиксировала незаконную выдачу проверяемым нового «вещевого имущества», предназначавшегося сотрудникам лагеря[904].
Секс в ПФЛ не сводился к «понуждению к сожительству женщин из спецконтингента» начальником лагеря № 0205. Нередким было обратное явление — «связь» работниц лагеря с проверяемыми мужчинами. Так, военфельдшер из лагеря № 0303 «дискредитировала себя личной связью со спецконтингентом»[905], врач из ПФЛ № 150 не только «имела связь с военврачом Молчановым» из проверяемых, но по его просьбе купила ему водки и масла[906]. По прибытии из плена в Рязанский спецлагерь № 178, капитан Максимовских во время регистрации пытался узнать домашний адрес помощника инспектора учетной группы Федоровой. Женщину ситуация не смутила и она пообещала сообщить адрес после того, как капитан успешно пройдет проверку. В итоге она получила выговор по вине отделения СМЕРШа, которое ошибочно включило Максимовских в список освобождаемых из спецлагеря. Капитан вряд ли был сильно огорчен — он уже начал встречаться с фельдшером, владевшей ключом от склада белья, где «устраивала свидания с бывшими военнослужащими фельдшером Малышевым и капитаном Максимовских, с которыми она вступила в интимную связь»[907].
Как и за пределами ПФЛ, носители осуждающего и более терпимого отношения к пленным жили рядом друг с другом, что порой приводило к конфликтам уже между ними. Когда один из работников спецлагеря № 0303 сумел «незаконно» получить из столовой суп и стал продавать его проверяемым по 15 рублей за миску, другой работник счел эту ситуацию недопустимой: «наш законный паек отрываете и продаете в пользу спецконтингента». Обвинение, построенное на антагонизме сотрудников лагеря и проверяемых, возмутило уже продавца, начавшего драку[908].
Кроме лагерного персонала с контингентами ПФЛ контактировали администрация промышленных предприятий и рядовые рабочие. Как и в случае со спецлагерями, общая установка ведомственного руководства была рационально-доброжелательной. Заместитель наркома угольной промышленности Е. Абакумов так охарактеризовал «спецконтингент»: «Когда проверят их, то расконвоируют большой процент. Ведь это русские люди… это наши кадры, из которых мы будем создавать основные наши кадры <…> они во всем остальном на равных условиях с вольнонаемными рабочими и по расценкам и по дополнительным ставкам»[909].
Начальники предприятий оказывали серьезное влияние на судьбы проверяемых. От них зависели, иногда полностью, вопросы вещевого снабжения, питания на производстве, культобслуживания, характера трудового использования, соблюдение техники безопасности и обучение «спецконтингента». В феврале 1944 г. в НКВД констатировали, что органы НКО плохо снабжают спецлагеря, «отпускают для них одежду и обувь 3 и 4 сроков носки, непригодную для использования на производственных работах», и «требовать от Красной Армии указанной одежды было бы неправильно», в связи с чем предлагалось снабжать «спецконтингент» за счет обслуживаемых им объектов и соответствующих наркоматов[910].
В силу этого, несмотря на постоянные конфликты, происходило сращивание руководства ПФЛ с администрацией обслуживаемых ими предприятий. Начальников лагерей такое положение дел вполне устраивало. Нередко они получали награду за наградой по представлениям местных органов власти[911]. Так, особенно густо орденами и медалями оброс ни дня не проведший на фронте начальник гигантского производственного комплекса, которым стал Сталиногорский ПФЛ № 283[912]
