Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг. - [53]
У заместителей начальников ПФЛ, руководивших отдельными направлениями работы, и их подчиненных отношение к «бывшим военнослужащим» могло быть настороженно-неопределенным. Так, в Грязовецком лагере политрук допускал, что, в случае высадки немецкого десанта в его задачу будет входить «освобождение контингента (в первую очередь особо опасного — продавшихся противнику и изменивших нашей социалистической Родине)»[862]. Один из работников того же спецлагеря заявил, что среди проверяемых «имеются всякие, много и хороших, но есть и враги народа, которые постараются использовать отсталых людей в своих целях и попытаются совершить побег»[863]. В Подлипкинском ПФЛ считали, что «фильтранты» оказались в плену или окружении «в силу разных объективных и субъективных причин», и среди них «есть дезертиры, предатели и изменники родины, но есть и истинные патриоты, честные люди, оставшиеся верными советской родине и боровшиеся против врага»[864].
Отношение к «спецконтингенту» во многом зависело от личных качеств. В том же Подликинском № 0303 спецлагере начальник политчасти Смирнов ратовал за смягчение режима и дифференцированное отношение к разным группам проверяемых. Пришедшего ему на смену Карабейникова, напротив, не устраивало то, что «спецконтингент» ходит в столовую не строем, для прекращения подрыва дисциплины он предлагал все делать по командам: «садись на обед», «снять головные уборы», «встать, выйти из столовой»[865]. Согласно его отчетам, люди устно просили ускорить проверку и отправить их на фронт «чтобы искупить свою вину перед Родиной за пребывание в плену»[866], хотя в их письменных обращениях таких мыслей не было. Видно, что Карабейников воспринимал «бывших военнослужащих» как виновных и явно с меньшей симпатией, нежели Смирнов.
Аналогично начальники санитарных отделов лагерей могли, как Токарева в ПФЛ № 0308, пытаться спасти истощенных людей от смертельного для них трудового использования[867], а могли поступать как в ПФЛ № 0303, где начальник САНО имевших порок сердца и жалующихся на ухудшение состояния «оставляет на той же работе, объясняя это тем, что таких людей с компенсированным пороком много, а вот у кого наступает стадия декомпенсаций, мы актируем <…> Нач. САНО неправильность своей работы не признал, несмотря на грубейшее нарушение в определении физического состояния»[868].
Рядовой персонал спецлагерей комплектовался из различных источников. В начале 1942 г. УПВИ набирало кадры из приписанных к местным военкоматами ограниченно годных военнослужащих и мобилизованных сотрудников ГУЛАГа[869]. Последние могли преобладать — согласно отчету об обследовании Череповецкого спецлагеря № 158, его «аппарат укомплектован из большинства бывших работников гулаговских лагерей, в результате чего взгляд их на содержащийся контингент в лагере остался прежний, т. е. обращение как с заключенными»[870]. Как правило, на службу в лагеря они попадали из-за неправильного происхождения, национальности, совершенных проступков и преступлений, считаясь в органах «чекистами второго сорта»[871]. Но кадровых ресурсов НКВД, даже сомнительной профпригодности, не хватало. Людей призывали из запасных и тыловых воинских частей[872], обслуживаемые спецлагерями хозяйственные органы присылали инженеров, инспекторов по труду, снабженцев, бухгалтеров и других работников для улучшения трудового использования проверяемых[873].
С начала 1942 г. на различные должности в спецлагеря стали определять красноармейцев, успешно прошедших проверку. Для тех из них, кому было что скрывать, подобное назначение являлось ловушкой: то, что не смогли или не успели выяснить контрразведчики, нередко раскапывали оперативные отделы, находя среди них «лиц, служивших у немецко-фашистских властей, которые скрывают свою службу у немцев»[874]. Из 123-х принятых на работу в ПФЛ № 283 успешно проверенного СМЕРШем «спецконтингента» оперативным отделом 12 человек «активно разрабатывается… по подозрению в шпионаже и пособничестве немецким оккупантам»[875].
С конца 1943 г. служащих для лагерей начинают отбирать также из прошедших проверку офицеров[876]. С началом массовой репатриации осенью 1944 г. руководство НКВД потребовало комплектовать профильтрованными военнослужащими также вооруженную охрану спецлагерей (ВОХР), что, в обход всех запретов, повсеместно практиковалось в ПФЛ и ранее. Такое решение проблемы нехватки конвоиров было стандартным, эта наименее престижная служба в ГУЛАГе и ранее доверялась в основном уволенным в запас красноармейцам или «социально-близким» заключенным
