Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг. - [23]
Осенью 1943 г., после окончательного завоевания Красной Армией стратегической инициативы, УПВИ пришлось корректировать свои планы в развертывании лагерной сети. В октябре Ветлужский № 0209, Краснодарский № 0205 и Славгородский № 0301 спецлагеря находились в стадии ликвидации[347]. Первый из них был закрыт приказом НКВД № 001455 еще 28 августа[348], но продолжал работу. Два же других остались на своих местах до июня 1944 г. Ликвидация в конце октября Кировобадского № 240 спецлагеря «в связи с незагруженностью некоторых лагерей и в целях сокращения штатов»[349] также была отменена, и «в связи с изменившейся обстановкой на фронтах» его решено было передислоцировать в Сталино[350]. Первыми проверяемыми должны были стать 2.000 человек, «занаряженных» с Южного фронта после отсева негодных к физическому труду в Рязанском спецлагере[351]. Как видно, ожидалось, что добыча угля начнется сразу же после открытия объекта.
Угольная промышленность была приоритетным получателем рабочей силы. Постановление ГКО № 4433с от 26 октября 1943 г. обязывало «всех поступающих в спецлагеря военнослужащих сержантского и рядового состава, бывших в плену или окружении, направлять в 4 квартале 1943 г. на работу Наркомугля по восстановлению Донбасса»[352]. В дальнейшем его действие дважды продлевалось постановлениями ГКО № 4919с от 11января 1944 г.[353] и № 5720с от 25 апреля 1944 г.[354]. В целях роста производительности труда НКВД уже в начале 1943 г. санкционирует смягчение режима для части «спецконтингента» в угольной промышленности: начальники лагерей получали право перевести в отдельный барак и расконвоировать людей за хорошую работу[355]. Спецлагеря, обслуживающие другие наркоматы, также были заинтересованы в изменении режима, но могли делать это только в отношении небольших групп после получения разрешения из УПВИ[356].
В ноябре 1943 г. еще два спецлагеря, Колтубанский № 252 и Калачский № 258, меняют свои местоположения и названия на, соответственно Бежицкий (под Брянском)[357] и Харьковский[358]. Интересно, что в приказах об их передислокации названа одна и та же причина: «в связи с непригодностью помещения для содержания спецконтингента в зимних условиях». До этого оба лагеря пережили зиму 1942/1943 гг., а Колтубанский — тяжелейший период первоначального развертывания лагерей в начале 1942 г. Но только сейчас их помещения были признаны непригодными. В случае Колтубанского спецлагеря учитывалось и его крайняя удаленность от передовой. Однако ранее, в январе 1943 г., ни к чему не привело предложение 10 отдела Управления Особых отделов НКВД переместить лагерь ближе к фронту, а в феврале тем же кончился призыв Чернышова использовать кадры и ресурсы из Колтубанки для развертывания нового спецлагеря № 261 «для ускорения приема и проверки на месте бывших военнослужащих»[359]. Зато город Бежица нуждался в восстановлении после оккупации, а также там находились паровозоремонтные заводы[360], в Харькове же располагался Харьковский тракторный завод. Очевидно, что экономические соображения были реальной причиной перемещения этих объектов, а желание скрыть истинные мотивы свидетельствует о столкновении интересов различных ведомств в вопросе контроля за «бывшими военнослужащими» и их трудовым использованием.
В начале октября 1943 г. принимается решение к концу месяца ликвидировать Краснодарский спецлагерь «в связи с отдаленностью от фронта»[361]. Однако 13 ноября выходит приказ не только о его сохранении, но и о создании в его составе лаготделения на 2.000 человек «для приема спецконтингента от частей Красной Армии в Крымской АССР»[362]. Вопросы вызывает в первую очередь аргумент об удаленности от линии фронта — лагерь располагался достаточно близко к передовой, гораздо ближе, чем многие другие непроизводственные лагеря. Что касается изменения фронтовой обстановки, то речь идет о Керченско-Эльтигентской десантной операции, которая привела к образованию лишь небольшого плацдарма, однако имела целью освободить весь Керченский полуостров, откуда, вероятно, и ожидалось поступление людей. При этом соседний Армавирский спецлагерь в это же время ликвидируется «в связи с незначительным поступлением спецконтингента»[363].
В отличие от 1942 года, инициатива организации спецлагерей шла не от военных, а от промышленных наркоматов, отдельных предприятий и партийных органов. Так, в октябре 1943 г. к Берии, как к заместителю председателя Совета народных комиссаров, обратился секретарь обкома КП(б)У Гаевой: «для обеспечения выполнения плана угледобычи, вывозки и погрузки угля просим вас дать указания организовать в Ворошиловградской области спецлагеря на двадцать тысяч человек». Дело было поручено Чернышову, который сообщил Берии, что организовать лагеря невозможно, сославшись на отсутствие свободных «контингентов» и пояснил, что вся имеющаяся рабочая сила «уже работает на угле, боеприпасах и химии». Между тем Берия сообщил об отказе Гаевому только 6 декабря[364], возможно ожидая изменения обстановки и появления возможности организовать еще один угольный спецлагерь, которым позже и стал Ворошиловградский № 310.
