Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг. - [15]
Начальник Фроловского/Ново-Анненского спецлагеря № 248 сообщал, что в связи с большим поступлением контингента лагерю пришлось изменить первоначальную дислокацию, но на новом месте также не нашлось места даже для управления лагеря и особого отдела, которому пришлось часть допросов проводить прямо в бараках проверяемых[210]. Если с этим еще можно было как-то мириться, то вопрос организации тюрьмы всех начальников спецлагерей беспокоил куда сильнее. Место изоляции требовало специального оборудования и не могло быть организовано собственными силами.
Угрожающие масштабы принимали и бытовые проблемы — не зря Сталин на проекте постановления ГКО о создании спецлагерей отчеркнул карандашом пункт об их материальном обеспечении[211]. В том же Фроловском спецлагере № 248, со слов его начальника, «на контингент 3.000 человек имеется 1.000 штук кроватей, нар нет, умывальников нет <…> дрова подвозим за 40 км из леса, для их транспортировки приходится выпрашивать трактора у местных организаций, так как у лагеря транспорта нет <…> обмундирование получено только 200 комплектов старого, белья нет, постельной принадлежности нет, люди лежат на голых железных кроватях и на полу <…> тарелок 1500, кружек 3.000, ложек приобрели сами 3.000 штук»[212].
На этом фоне схожие проблемы Колтубанского спецлагеря выглядят не столь серьезно: «лагерь не обеспечен помещениями для контингента, для работы аппарата лагеря, для размещения арестованных (ближайшая тюрьма находится в 30 км). Лагерь не имеет средств связи (телефонной, не имеет машины). Недостаточно канцелярских принадлежностей». При этом он также переполнен: «в лагере намечено иметь контингент 5000 человек. На 21 февраля имеется уже 7.500 человек. Военное командование намеревается довести контингент до 10.000 человек»[213]. Как пишут исследователи, в Череповецком спецлагере «катастрофически не хватало лекарств и перевязочного материала, хотя некоторые из красноармейцев имели ранения. Отсутствовала регулярная санитарная обработка. Следствием были массовые эпидемии <…> в 1 квартале 1942 г. было зафиксировано 77 случаев сыпного тифа, вследствие чего весь лагерь был переведен на карантин»[214].
Повсеместность этих явлений сделала важным вопрос «кто виноват?». Начальник Фроловского спецлагеря капитан госбезопасности П.М. Фокин полагал, что свои обязанности не выполняют военные: «военный совет Сталинградского Военного округа… только сочувствует, выслушивая трудности лагеря, но реальной помощи не оказывает». «Военное командование мер к оборудованию лагеря не принимает»[215] — вторил ему начальник особого отдела Колтубанского спецлагеря.
В свою очередь начальник тыла Красной армии А.В. Хрулев в письме Берии 4 марта 1942 г. по поводу снабжения спецлагерей отмечал, что «еще в начале февраля перед УПВИ был поставлен вопрос о необходимости расширения существующей сети спецлагерей. Однако, это дело не получило надлежащего направления и по состоянию на 1 марта ни один из новых лагерей не вступил в строй»[216]. В директиве же управления тыла (за подписью заместителя Хрулева генерал-майора В.И. Виноградова) нашлись новые виновные: «внимание местных партийных и советских организаций делу материального и политического обеспечения спецлагерей не мобилизовано»[217].
Ответственность военных округов за проблемы со снабжением Хрулев в своей записке разделил с самими же спецлагерями: вторые ждут разного рода материальных благ, тогда как первые — «детальных заявок на предмет снабжения». Списав прибытие завшвивленных людей из СПП на большую удаленность спецлагерей от линии фронта и тяжелые условия перевозки, начальником тыла были «12 февраля во все лагери НКВД высланы представители довольствующих управлений, которые на месте должны принять меры по их реальному обеспечению. Кроме того, даны указания округам принять решительные меры по дооборудованию лагерей нарами, необходимым хозинвентарем, по бесперебойному обеспечению продовольствием и снабжению топливом в готовом виде».
Для выхода из кризиса Хрулев просил НКВД осуществить программу из трех пунктов: организовать самоснабжение спецлагерей[218], ускорить проведение проверки, создать новые небольшие спецлагеря недалеко от фронта. К мысли об ускорении фильтрации Берия уже пришел сам — на сообщении с просьбой увеличить штат особого отдела Колтубанского спецлагеря от 24 февраля имеется его ответ: «организуйте проверку быстрее, тогда лагерь разгрузится»[219]. Поэтому на письме Хрулева появляется резолюция «тов. Меркулов. Срочно займитесь этим делом».
Как итог спора об ответственности, Главное управление тыла Красной Армии 31 марта 1942 г. издало директиву о разграничении снабжения спецлагерей между НКВД и НКО. Согласно ей, «все расходы, связанные с оборудованием и содержанием спецлагерей, за исключением оплаты содержания постоянному начальствующему и красноармейскому составу войск НКВД и расходов, обращаемых на охрану, относить за счет соответствующих статей и сметы НКО»[220]. Другими мерами были проведение инспекций, назначение в военных округах и на фронтах лиц, ответственных за состояние спецлагерей, закрытие в апреле двух объектов (Тамбовского и Валуйского ПФЛ)
