Система проверки военнослужащих Красной Армии, вернувшихся из плена и окружения. 1941–1945 гг. - [12]
Ответственными за «выявление бывших военнослужащих и доставку их на сборно-пересыльные пункты» на местах были назначены в сельской местности командиры соединений Красной Армии (действующие с помощью комендантских взводов полков и дивизий и дорожных частей армий и фронтов), а в городах — начальники гарнизонов[165]. Изначально гарнизоны формировались из тех же военных, однако ГКО своим распоряжением от 4 января 1942 г. № 1099сс приказал Красной Армии не оставлять в освобожденных городах воинских контингентов, поручив несение гарнизонной службы войскам НКВД[166].
Положение об СПП отдельно оговаривало, что никаких анкет и опросных листов на пунктах не составляется. Однако, по данным Меженько, «в некоторых случаях организовывались армейские комиссии по выяснению обстоятельств пленения. На прошедших такую комиссию военнослужащих составлялись отдельные списки с ее решением, что облегчало дальнейшую процедуру проверки в спецлагерях»[167]. Полян пишет о более полной процедуре первичной регистрации, допросе и заполнении анкеты с созданием на каждого попавшего в СПП учетного дела[168].
Статистика показывает, что не все «бывшие военнослужащие» направлялись в спецлагеря. Согласно сведениям о движении по СПП 50-й армии Западного фронта за 1942 г., из поступивших 4.801 человек в лагеря НКВД были отправлены 4.501, в госпитали 98, а еще 202 — «в органы особых отделов и прочее»[169]. На СПП 31-й армии за тот же период из поступивших 3.856 человек в «органы особого отдела, прокуратуры и прочее» были направлены 143. Помимо этого на участке той же 31-й армии в 1942 г. 291 человек был направлен «непосредственно в органы отдела прокуратуры минуя сборно-пересыльный пункт»[170].
Пребывание на СПП для «бывших военнослужащих» ограничивалось, согласно правилам, 5–7 днями, сроком, учитывая условия военного времени, феноменально коротким даже для организации дальнейшей отправки в тыл и явно недостаточным для выдерживания должного карантина или проведения следственных мероприятий. Не имевшим подходящей сезону одежды полагался регламентированный минимум, оставшимся без обуви доставались ботинки (выдача валенок «бывшим военнослужащим» запрещалась)[171]. В реальности, однако, все могло быть наоборот: по словам прибывших в начале февраля в Череповецкий спецлагерь, на СПП в Ефремове у них было отобрано воинское обмундирование и выдана «рваная гражданская одежда». По оценке принявшей этап лагерной администрации «среди прибывших есть совершенно босые, большинство обуты в лапти и чуни и на 70 % в одних лохмотьях»[172].
Раненых и больных положение об армейском СПП предписывало отправлять в «специальные госпитали народного комиссариата здравоохранения и НКО», приписанные к спецлагерям[173]. Начальник Главного управления тыла РККА А.В. Хрулев распорядился об открытии по одному такому учреждению в Вологодской, Ивановской, Тамбовской и Сталинградской областях. В самих спецлагерях предполагалось иметь лазареты вместимостью от 60 до 120 человек[174].
Отправляемые на фильтрацию бывшие военнопленные и «окруженцы» находились не в лучшей физической форме. Санитарный отдел УПВИ в мае 1942 г. докладывал, что они «в период пребывания в плену и окружении противника буквально голодали, питаясь нерегулярно, случайно добытой, главным образом, углеводистой пищей. Длительное недостаточное и неполноценное безбелковое питание, без необходимых витаминов в пище, естественно взывало тяжелые нарушения общего обмена, в, частности, авитаминозы». Ситуацию усугубляла и квалификация медперсонала лагерей, впервые столкнувшихся с авитаминозом и принимавших его за другие болезни[175]. Настоящим бедствием был сыпной тиф, завозимый в спецлагеря из сборно-пересыльных пунктов[176], что в итоге привело к введению на СПП карантина для всех прибывающих[177].
Путь в спецлагеря для проверяемых также был весьма тернист. Как отмечал в своей директиве 15 февраля 1942 г. военный совет Западного фронта, в штаб Красной Армии поступали донесения из спецлагерей и СПП о прибытии к ним контингентов без конвоя, продовольственных аттестатов и предварительных заявок. По пути в лагеря люди не то отставали, не то терялись: из 347 вышедших из СПП 20-й армии прибыло лишь 240 человек[178]. Идущие в Череповецкий спецлагерь со СПП в Ефремове не имели достаточного запаса продуктов, поэтому конвоиры отпускали «бывших военнослужащих» на поиски питания в окрестные деревни. Отсутствие в эшелоне дров привело к поощряемому конвоем изъятию по пути следования всего что горит, что было остановлено лишь после начала массового демонтажа снегозаградительных щитов. Часть людей отстала от эшелона, часть прибыла в лагерь на 2 дня раньше, а кто-то предпочел бежать. При принятии эшелона выяснилось, что не все указанные в списке добрались до лагеря, при этом среди прибывших было 176 человек в списках отсутствующие, в том числе призывники и направленные из лазарета, которые никогда не были в плену или окружении[179].
Причиной многих недоразумений в этот период было разделение ответственности за функционирование системы проверки между разными ведомствами. Если СПП отчитывались перед НКО, то специальные лагеря подчинялись УПВИ
