Штурман с «Альбатроса» - [16]
Заплакала сестренка. Плотней сжал губы пулеметчик.
— За моего незнакомого друга! — прошептал Гришин, и в наступавших сумерках снова засверкали выстрелы…
В последующих боях погиб и комсомолец Гришин… Погибла и девушка».
(Из краевой газеты «Большевик».)
В очерке, как видите, нет фамилии и нет имени мальчика. И многое, как мы узнаем дальше, описано не совсем точно.
Строчки эти были, как говорится, написаны по горячим следам. По отрывочным рассказам, канувших потом невесть куда очевидцев.
Рассказывали по-разному: одни — что в башне от врагов отбивались совсем не брат с сестрой, а двое мальчишек, и что они последней гранатой взорвали себя, чтобы не попасть в плен; другие — что был только один мальчик лет двенадцати. Что он задержал фашистов на несколько часов, а когда кончились у него патроны, кинулся из окна третьего этажа башни — на штыки.
Но в очерке было главное — упоминание о подвиге. И о мальчике.
Нужно было искать…
Первое: где это было? На какой улице? Близ каких домов? Ведь старинных башен в довоенное время в разных концах города значилось несколько. Если найти место, можно попытаться отыскать людей, которые жили в домах поблизости, очевидцев.
Второе: когда? День и час подвига.
И третье, самое главное: кто?
В военных сводках тех дней об обороне Новороссийска говорилось очень скупо.
Фашисты уже прошли Волчьи ворота — ущелье между гор, где теперь мчатся пассажирские поезда к новороссийскому вокзалу, — и стремительно, с трех сторон, охватывали город. Шли танки, самоходки, катились грузовики с пехотой, мчались мотоциклисты.
Наши отходили с боями. Город горел. Командиры и комиссары собирали редевших защитников. Солдаты рядом с матросами рыли поперек улиц окопы. На брустверах — гранаты и фляги с драгоценной водой. Фронт обороны города сужался, оттягиваясь к предгорьям, где уже начиналась осень, где падал на землю перезрелый кизил и дозревали в обилии дикие груши. Никто не рвал и не собирал их теперь…
В тылу — в городах, деревнях, поселках — к вечеру люди, молча сгрудившись у репродукторов, слушали голос Левитана:
«…В течение 7 сентября… в районе Новороссийска наши части вели упорные бои против численно превосходящих сил противника. Ценой больших потерь врагу удалось вклиниться в боевые порядки наших войск…»
Фашисты считали, что город ими захвачен. В Берлине, столице гитлеровской Германии, отзвучали фанфары в честь очередной победы. Транспортный самолет вез ящик железных наградных крестов особо отличившимся при взятии Новороссийска…
Для фашистов город — порт и важный железнодорожный узел, это была дорога к Кавказу со стороны моря и побережья, дорога к бакинской нефти…
Однако Новороссийск еще не был взят.
И если ты, мой юный читатель, побываешь в Новороссийске, то обязательно тебе покажут железный остов товарного вагона, который сейчас поставлен на пьедестал, как памятник. Потому что это и есть памятник. Здесь, на окраине города, были остановлены фашисты. Дальше они не прошли.
Вагон пробит пулями и осколками. Железо пробило железо. Сталь поддавалась стали. И только люди сражались так, что врагу казалось — они были бессмертны.
ПЕРВЫЕ СВИДЕТЕЛИ
«…Оборона в тот день была по улице Клары Цеткин. 7 сентября фашисты вошли в наш район. По улице Свободы укрепились моряки. Сильно оборонялись у здания школы № 21.
14 сентября фашисты дошли только до Рыбзавода. Моряки сражались за каждую улицу.
Надолго их остановили пулеметы, стрелявшие из башни на Октябрьской площади…»
(Из воспоминаний жительницы Новороссийска О. А. Молчановой.)
Итак, башня. Старинная башня на Октябрьской площади.
После войны от башни остались полусожженные стены. В шестидесятых годах башни уже не было — снесли. Название площади осталось прежнее.
Если смотреть с того места, где стояла башня, то хорошо видна улица Рубина и Радецкий переулок.
В домах по улице Рубина и по переулку ребята начали разыскивать тех, кто вернулся, кто мог помнить события сентября 1942 года. И кто мог назвать имя героя.
Как-то на встрече ребят с моряками-ветеранами один матрос, чью форменку звенящей броней покрывали медали, припомнил, что на улице Рубина сражался его дружок, тоже моряк. Разыскали. Тот сам ничего сообщить не мог, но дал ребятам адрес своего командира, что жил после войны в Одессе. Ответ его пришел быстро:
«Дорогие ребята!
Товарищи следопыты г. Новороссийска!
Всей душой рад помочь вам в ваших благородных поисках героев. Но больше того, что помню, я ничем не могу вам помочь…
Да, на улице Рубина помещался штаб 14-го батальона морской пехоты. Командир этого батальона Красников Дмитрий Васильевич, комиссар — Пономарев.
Я был у них в штабе числа 6–7 сентября 1942 года. Там мы вели разговор о создании пулеметной точки на этой башне (на Октябрьской площади).
Я, Красников, Пономарев ходили в эту башню, и там была создана пулеметная точка.
Потом, из политдонесения, я узнал, что эта точка сослужила большую пользу и ее защитники проявили героизм. Кто они, эти герои, я уже забыл за давностью лет, а политдонесение сдал в политотдел Новороссийского оборонительного района, который тогда помещался на девятом километре по дороге в Кабардинку.
