Шлимазл - [43]
«Не хочу жить, — сказала она тихо и трезво, — химии не хочу, облучения не хочу, силиконовых протезов не хочу, медленно умирать не хочу».
Стал на колени, целовал её всю, говорил, что-то пытаясь переубедить, прилёг рядом, а она: «Думаешь, я не заметила, как ты руку отдернул в ужасе, когда шрама на груди нечаянно дотронулся? Ты же из жалости со мной спишь? Ну, скажи — из жалости?»
Вот в такой атмосфере прошла ещё неделя, а потом над крышей его дома, так низко, что были видно прижатые к туловищу тёмные лапки, пролетели три белых лебедя. Описали круг, снизились настолько, что было видно, как просвечивают розовым на солнце крылья на взмахе, и подались в сторону озера Кинерет.
«А почему они на Север не улетели? — удивился Борис, — они же тут, где-то зимуют вместе со скворцами, а весной к нам подаются».
И от этого «к нам» сладкой болью защемило там, где по всей вероятности должна быть душа, и на некоторое время состояние злобной раздражительности, о которой упоминалось в начале повествования, сменилось состоянием тоски не столько злобной, сколько безнадежной.
«Шлимазл! Ещё какой шлимазл, — бормотал он, как в полубреду, — тебя-то всегда в последний момент кто-то из ямы вытаскивает, ну почему ей нельзя помочь? Она же лучше меня, чище, честней и моложе, в конце концов, на одиннадцать лет, она же, как мать нужней дочери, чем отец».
Он, никогда раньше не куривший, стал выкуривать по пачке в день.
К вечеру пугался, вспоминал, как умирал от рака легких его приятель — заядлый курильщик и выбрасывал пачку в окно. Клялся бросить курить, говорил себе, что это преступно, безответственно по отношению к дочери — кто её будет воспитывать, если и он…
Спохватывался, осаживал себя, даже в мыслях боясь произнести то, что ожидало в недалеком будущем жену, точно зная, что «это» неумолимо надвигается и что плохо будет ей лежать на еврейском кладбище, а увезти тело в Сибирь, скорей всего не удастся по причине финансовых проблем, а потом ужасался: «Что это я хороню ее раньше времени?». И в этот момент снова хотелось закурить, и это желание становилось столь всепоглощающим, что думать больше он ни о чём не мог. А как только дочь засыпала, он обматывал ножницы лейкопластырем так, чтобы последний виток пластыря оказывался клейкой стороной снаружи, привязывал инструмент к нитке, и опускал устройство вниз, пытаясь приземлить конец ножниц прямо, на валявшуюся четырьмя этажами ниже, выброшенную пачку сигарет.
Спрашивается, а почему не выйти наружу и не подобрать курево? А потому, что дом номер триста шестьдесят три на улице Ахат Эсре[46], в котором жил Борис, стоял на крутом склоне горы, и то ли для увеличения жилплощади, то ли для большей устойчивости, то ли ещё для чего-то, на стороне, обращенной к Кинерету[47], был пристроен на высоких сваях еще один этаж. Поэтому пачка сигарет падала не на землю, а на плоскую крышу пристроенного этажа.
Часами вылавливал Борис сигареты, и казалось в тот момент, что нет ничего для него более важного, чем поймать кончиком ножниц этот вредный для здоровья табак. Как правило, операция заканчивалась успешно. Он поднимал прилипшую к лейкопластырю пачку и курил потом на балконе одну за другой до головокружения, до рвоты, до полуобморока. Засыпал под утро, чувствуя себя клятвопреступником, обещал себе больше не курить, а утром, чуть свет, бежал в ближайшую лавку за сигаретами.
Тот вечер, вернее, ночь ничем не отличались от предыдущих.
Уснула Настенька с женой, а он всё дымил на балконе, гонял мыслишки по кругу, вспоминал разговор с коллегой из Франции. Доктор забежал утром взять взаймы амальгаму на пару дней. Борис дал, спросил, не скучает ли дантист по Парижу? Коллега доложил, что никакой ностальгии он не испытывает и даже удивился неуместности такого вопроса. Я, мол, на историческую родину приехал, почему это я должен тосковать?
«Не скучают они, и душа у них не скорбит, — презирал всех благополучных на свете Борис, — все правильно. Как может болеть то, чего нет? Мишка Кантор — медведь медведем, об лоб поросят бить можно, по забытому богом Ишиму убивается, а этот по Парижу — нет! Интеллигенты — русские евреи спиваются, вешаются, стреляются, а эти — нет. Вон в Иерусалиме недавно профессор из окна выбросился, а говорят, место престижное в университете получил. Отчего это так Россией болеют?»
Он взглянул на часы — полночь. Хотел уже пойти попытаться уснуть и вдруг на горе, что напротив дома, заметил свет.
Гористая местность в Галилее. В Цфате особенно. Все дома на склонах. Тот, на котором дом Бориса стоял, густо деревьями и кустарником зарос. А тот, что напротив, наоборот — лысый, только камнями, временем и солнцем отбеленными, покрыт. С первых дней жизни на новом месте манил холм, притягивал взгляд и называл его Борис про себя, — библейским. А почему библейским? Да потому, что неизменно вызывал в памяти ахматовское:
И хотя гора была скорее белой, чем тёмной, хотелось верить, что именно по ней праведник Лот убегал с женой из горящего Содома. А за холмом этим или, если угодно — за лысой горой видно было из окна озеро Кинерет, и казалось, что и холм, и озеро очень близко — рукой подать, потому что голоса арабских ребятишек, едущих на осликах вдоль ручья между холмами из-за необыкновенной звукопроницаемости израильского воздуха, были отчетливо слышны. Вот один из них повернулся в сторону еврейских домов наверху, сделал неприличный жест, ударил энергично ребром ладони о согнутое в локте предплечье и крикнул, ехидно передразнивая евреев: «Лехайм!»
Книга о геополитике, ее влиянии на историю и сегодняшнем месте Украины на мировой геополитической карте. Из-за накала политической ситуации в Украине задачей моего краткого опуса является лишь стремление к развитию понимания геополитических процессов, влияющих на современную Украину, и не более. Данная брошюра переделана мною из глав книги, издание которой в данный момент считаю бессмысленным и вредным. Прошу памятовать, что текст отображает только субъективный взгляд, одно из многих мнений о геополитическом развитии мира и географическом месте территорий Украины.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.