Сербия в Великой войне 1914 – 1918 гг - [88]

.

Регент Александр визиты в Рим, Париж и Лондон считал продуктивными, веря, что союзники при окончании войны поддержат Сербию в намерении создать сильное государство, которое объединит всех югославян[374]. Несмотря на то, что обещания, полученные Сербией, в большинстве своем были даны в устной форме и по сути союзников ни к чему не обязывали, визиты в европейские столицы подтверждали, что после многомесячной неизвестности положение Сербии окрепло. Это было связано прежде всего c мощью восстановившейся сербской армии. Поэтому регент Александр по возвращении из поездки в особом приказе войскам выделил, что союзники восхищены «бесстрашным и рыцарским поведением Сербии», чтят «неисчислимые жертвы сербского народа», признают его зрелость и способность к государственной жизни и культурному развитию» и готовы Сербии и сербской армии «в этой великой борьбе сильно помочь»[375].

Предпринятые дипломатические действия, между тем, сняли много спорных вопросов в отношениях с союзниками. Способ финансирования Сербского правительства и сербских войск окончательно был определен в июне 1916 года. По соглашению, которое заключили британское и французское правительства, Сербии в виде ежемесячного аванса было выделено 9 000 000 франков, предназначавшихся на удовлетворение первичных потребностей (зарплаты офицерам и чиновникам, помощь беженцам, обучение школьной и студенческой молодежи, финансирование добровольцев…). Отдельная сумма в размере 42 250 000 франков в год определялась для снабжения армии.

Материальная зависимость, однако, была связана с политическими нажимами и вынужденными уступками. На протяжении мая-июня 1916 года от сербского правительства требовали, чтобы воинские части, переброшенные на Солунский фронт, подчинялись объединенному командованию союзников. Британцы уже в середине января 1916 года командную роль на фронте у Солуни предоставили французам, так что и от Сербии требовалось для большей эффективности действий свои части подчинить объединенному командованию. Французская сторона при этом не считала нужным нарушать внутреннюю автономию сербской армии, не ограничивала свободу регента Александра в выборе способов исполнения даваемых приказов. После всего пережитого сербская сторона смотрела на «проблему» в целом другими глазами. Регент, политики и офицеры понимали, что сербская армия для союзников — «лишь средство на одном из театров военных действий», которое может послужить окончательной победе, в то время как для Сербии и сербов оно — «последнее, что у них есть». Поэтому политические и военные круги старались с особым вниманием и ответственностью оценивать все обстоятельства, при которых армия будет использоваться. Комплексный анализ требований союзников показывал, что они, в конечном счете, не только ставили под сомнение правомерность самостоятельных действии армии, но и ограничивали самостоятельность политических решений регента и правительства, мешали осуществлению военных целей и нарушали суверенность Сербии как государства. Поэтому сербские власти готовы были согласиться с принципом единого командования при условии, что главнокомандующим станет регент Александр. Если же должность командующего отдается французскому генералу, требовали, чтобы за регентом Александром, как монархом и верховным главнокомандующим сербских войск, признали соответствующий приоритет, а Сербии дали гарантии, что действия союзников на Балканах будут отвечать сербским интересам. Под этим подразумевалось выделение отдельного участка фронта для сербской армии, ее участие в освобождении национальных территорий и пространства, на которое Сербия претендует, гарантии, что с Болгарией не будет заключен сепаратный мир, формирование сербской власти на освобожденной территории Сербии, учреждение общих органов управления на территориях, на которые Сербия претендует, и иное.

Позиция Франция несколько отличалась. Французское правительство настаивало на необходимости единого командования Солунским фронтом. Оно считало, что вопрос командования не имеет ничего общего с предположениями сербского правительства и опасениями, которые волновали его. При этом дальнейшие заботы о защите легитимных интересов Сербии не ставило под сомнение. Считало вполне логичным, что на вновь занятых территориях Сербии будет установлена сербская власть, но сохраняли за собой право в областях, на которые претендовала Сербия, формировать союзническое управление. Для сербского правительства именно это было неприемлемо, так как согласиться на такое решение, одновременно означало признать все тайные соглашения и договоры, которые союзники на протяжении войны заключили или могли бы заключить с Италией и другими соседствующими с Сербией странами.

Вопреки позициям союзников, которые считало потенциально опасными для будущего Сербии и для ее военных целей, правительство Николы Пашича в своих дипломатических действиях определяло для себя многие приоритеты. Оно упорно отстаивало позицию, в соответствии с которой после освобождения Сербии на ее территории должно восстановиться положение, предшествующее оккупации, а любые предположения, чтобы на ней или какой-либо ее части могла быть установлена какая-то другая власть, считало вовсе неприемлемыми. Настойчивые требования, чтобы освобождаемые союзниками территории, на которых всегда большинство составляло сербско-хорватско-словенское население, управлялись от имени Королевства Сербии, свидетельствовали о том, что оно не отказывалось от югославянской программы. В вопросе единого командования на фронте представители Сербии требовали четко установленной последовательности, предполагающей, что в первую очередь будет утвержден план совместной операции на Балканах, и только в зависимости от него зоны и задачи отдельных армий. В таком контексте правительство настаивало на участии сербского Верховного командования в разработке плана операции, считая важным, чтобы военный штаб был образован вокруг регента Александра, который стал бы верховным главнокомандующим.