Семейное дело - [236]

В зале уже играла музыка и собирались группки молодых и немолодых людей. На них обернулись разом — и тут же отвернулись: нет, не наши…

— Идем, — сказал Ильин. — Наше место вон там.

Он первым увидел на стене лист бумаги с цифрами «1941». Никого возле этого листа не было…

Ему показалось, что он заметил знакомое лицо, — да, так и есть, он уже видел эту высокую красивую девушку нынешним летом в кафе, когда зашел туда с Ольгой, а там начались съемки. Кажется, Ольга тогда сказала, что она тоже отсюда. Ее имя он, конечно, не помнил. Сейчас вокруг этой девушки собралось человек десять или двенадцать, в основном парни, и Ильин подумал, какие у них всех счастливые лица!

— Вон твоя знакомая, — сказал Ильин.

Теперь не ответила Ольга, и теперь уже Ильин взял ее под руку.

— Да что с тобой, Оленька?

— Пойдем, Ильин, — тихо попросила она. — Постоим в коридоре и покурим.

Они вышли в сводчатый коридор и прошли в самый дальний его конец, к узкому, как крепостная бойница, окошку. Наверно, здесь не положено было курить, но они закурили, и Ольга закашлялась. Она курила редко, лишь в минуты большого волнения, но Ильин-то знал, что это ей сейчас не поможет никак. Надо было прихватить из дома седуксен или что-нибудь вроде этого.

— Ничего, ничего, — успокаивающе сказала Ольга. — Нервишки расшалились немного, сейчас все пройдет. И у тебя тоже, — добавила она.

Они курили молча, слушали далекие голоса и музыку, доносящуюся из зала. Отсюда было видно, как в зал идут все новые и новые гости, — у каждого цветок, но разглядеть их было невозможно, они стояли слишком далеко.

— У тебя красивое платье, — сказал Ильин, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Смешно, — сказала Ольга. — Ты впервые заметил мое платье! Ну, что? Мы совсем успокоились, Ильин?

Они вернулись, и вдруг Ольга тихо вскрикнула:

— Смотри!

Возле той надписи «1941» стояли двое мужчин, разговаривали, смеялись, и Ильин сразу узнал того, кто был к нему лицом. Его поразило, что он узнал его сразу. Маленький, с подвижным лицом — конечно же, Князь Потемкин!

— Князь! — крикнул Ильин.

Маленький встрепенулся, их взгляды встретились, и вот они уже тискают друг друга, а следом неторопливо идет второй — полысевший и поседевший, ну, этого-то тоже легко узнать! Колька Муравьев, тот самый, который учился в Москве в медицинском. Приехал все-таки!

Как все было хорошо, хотя и торопливо, и суматошно в этом новом знакомстве друг с другом! Оказалось, Князь Потемкин — директор совхоза, а Колька уже доктор медицинских наук, живет в Ленинграде, работает в институте Бехтерева. И как они хохотали, когда Ольга назвала их «мальчиками»:

— Мальчики, у нас есть коньяк, яблоки и конфеты.

— Мальчики хотят коньяку! — вытирал выступившие слезы Колька. — А ведь, ей-богу, это самое чудесное, когда кто-то еще может назвать тебя мальчиком.

Больше никто из их сорок первого не приехал, не пришел…

Оказывается, Кольку попросили выступить, — еще бы, доктор наук! — и Колька говорил очень здорово, потом они, отбирая Ольгу друг у друга, танцевали с ней, прошли по дому и снова танцевали.

Ильин глядел на танцующую Ольгу и вдруг подумал, что видит ее такой впервые за многие годы. Да, с того вечера в «Волне», когда она вышла замуж за своего экскаваторщика. Тогда Ерохину было меньше лет, чем сейчас мне. Значит, когда человеку за сорок — это действительно много!

Невольно он разглядывал Ольгу издали. Как странно: фигура у нее совсем не изменилась, она все такая же, какой он помнил и знал ее, — худощавая, чуть угловатая, как подросток, с прямыми плечами, но вот она как-то повернулась и во всей фигуре появилась мягкость зрелой женщины. Легким движением головы она отбросила падающие на лицо волосы, и само это движение было удивительно красивым, женственным, увиденным им впервые.

Она словно почувствовала, что Ильин следит за ней, и поглядела на него — взгляд серых глаз был спокоен и ласков, а вот лицо раскраснелось, как у школьницы на балу, и от этого казалось моложе. Она поглядела на Ильина еще раз — уже внимательнее, и он улыбнулся Ольге, как бы желая сказать: «Молодец, девчонка! Не смущайся, что я разглядываю тебя. Просто ты сегодня какая-то совсем другая».

Потом они спохватились наконец, что есть коньяк, яблоки и конфеты. Ильин спустился в гардероб за пакетом. Колька потащил их всех куда-то по узенькой лесенке на третий этаж, потом подергал маленькую дверку — она открылась не сразу, но все-таки открылась, это был ход на чердак.

— Ничего не видно, — сказала Ольга, и тут же зажегся свет. Колька удивленно сказал:

— Смотрите, даже выключатель на прежнем месте. Я только руку протянул…

— А рюмки? — спросила Ольга.

— Ты зануда! — сказал Колька. — Может, ты еще потребуешь крахмальную скатерть?

Он вынул из кармана блокнот, вырвал несколько листков, скрутил кулечки, яблоки положили на чердачную балку. Они выпили из кулечков, не чокаясь, раз, и другой, и третий… Но коньяк был ни при чем: у Ильина и у Ольги уже было совсем другое настроение, — встреча оказалась счастливой, что ни говори, и Колька по-прежнему мальчишка, и Князь такой же суетливый, каким был тогда…

Вдруг Князь сказал, что ему пора… Как пора, куда пора? Потемкин сморщился, будто собираясь заплакать: домой пора. У него жена рожает. Как рожает?