Семь страниц из истории русской музыки - [20]

Москва, где в начале 60-х годов оказался Модест Мусоргский, поразила композитора. И не только историческими памятниками и улочками. «Подмечаю баб характерных и мужиков типичных — могут пригодиться и те и другие. Сколько свежих, не тронутых искусством сторон кишит в русской натуре, ох, сколько! И каких сочных, славных», — пишет он своему другу и учителю М. Балакиреву.

К этому времени уже сложилось мировоззрение Мусоргского как художника-реалиста. Поэтому он с таким восторгом и обращается к актуальной, социально заостренной тематике из народной жизни, создавая песни и романсы на слова писателей-современников: Н. А. Некрасова, Т. Г. Шевченко, А. Н. Островского и на собственные тексты, в которых проявились его дар бытописателя, умение создавать ярко характерные человеческие образы, глубоко проникать в психологию разных — личностей: крестьянки, юродивого, ребенка. Если проводить литературные параллели, то Мусоргского можно назвать Некрасовым в музыке (так же, как Глинку — Пушкиным, а Даргомыжского — Лермонтовым).

Впечатления московской поездки выразились в произведениях, ясно показывающих, по какому пути он решил идти. Это песни «Калистрат» на стихи Некрасова о тяжелой крестьянской доле (композитор назвал «Калистрата» этюдом в народном стиле), «Спи, усни, крестьянский сын» в духе народных песен на текст из драмы А. Островского «Воевода», бытовая картинка «Светик Саввишна» на собственные слова. Прослушав последнюю, известный композитор и авторитетный музыкальный критик А. Серов сказал: «Ужасная сцена. Это Шекспир в музыке». Несколько позднее появляется «Семинарист», также на собственный текст. В 1863 году возникает необходимость зарабатывать на жизнь — родовое имение полностью расстроено и никаких доходов больше не приносит. Мусоргский поступает на службу: с декабря он становится чиновником Инженерного управления.

В биографическом очерке той поры В. В. Стасов рассказывал: «Осенью 1863 года, воротясь из деревни, он поселился, вместе с несколькими молодыми товарищами, на общей квартире, которую они для шутки называли «коммуной», быть может, из подражания той теории совместного житья, которую проповедовал знаменитый в то время роман «Что делать?». У каждого из товарищей было по отдельной своей комнате… и тут же была одна общая большая комната, куда все сходились по вечерам, когда были свободны от своих занятий, читать, слушать чтение, беседовать, спорить, наконец, просто разговаривать или же слушать Мусоргского, играющего на фортепиано или поющего романсы и отрывки из опер. Таких маленьких товарищеских «сожитий» было тогда немало в Петербурге, а может быть, и в остальной России. Всех товарищей в настоящем кружке было шестеро… Все это были люди очень умные и образованные; каждый из них занимался каким-нибудь любимым научным или художественным делом, несмотря на то, что многие из них состояли на службе в сенате или министерствах; никто из них не хотел быть празден интеллектуально, и каждый глядел с презрением на ту жизнь сибаритства, пустоты, ничегонеделанья, какую так долго вело до той поры большинство русского юношества».

В 1867 году создается, наконец, первое крупное оркестровое сочинение — «Иванова ночь на Лысой горе».

60-е годы — время ожесточенной борьбы между Балакиревским кружком и так называемой консервативной партией, к которой принадлежат профессора недавно открывшейся первой русской консерватории, поддерживаемые великой княгиней Еленой Павловной. Балакирев, который некоторое время был директором Русского музыкального общества (РМО), в 1869 году от своей должности был отставлен. В противовес этому учреждению он организует цикл концертов Бесплатной музыкальной школы, но борьба заведомо была проиграна, так как, в отличие от РМО, БМШ никем не субсидируется. Мусоргский загорается идеей изобразить в музыке противников «Могучей кучки». Так возникает «Раек» — уникальное сатирическое вокальное сочинение, по словам Стасова, шедевр «талантливости, едкости, комизма, насмешки, блеска, пластичности… Хохотали до слез даже сами осмеянные, так была талантлива и заразительно весела, забавна эта оригинальная новинка».

Пристрастие композитора к юмору, насмешке как нельзя более соответствовало характеру другого его замысла. По совету Даргомыжского Мусоргский начал писать оперу «Женитьба» на сюжет Н. В. Гоголя. Задача его была нова и неслыханна до того: написать оперу на прозаический текст гоголевской комедии. Однако опера не была закончена по причине, о которой сам автор сказал: «Женитьба» — это клетка, в которую я засажен, пока не приручусь, а там, на волю» (в XX веке «Женитьба» была закончена М. М. Ипполитовым-Ивановым). И в то же время это был очень смелый эксперимент композитора — вокальные партии основаны на непосредственном претворении интонаций живой разговорной речи.

«Ну, этот заткнул меня за пояс!» — сказал в сердцах мэтр русской музыки Даргомыжский (чье творчество, надо сказать, оказало на Мусоргского огромное влияние), познакомившись с фрагментами «Женитьбы».

Все товарищи расценивали «Женитьбу» как новое яркое проявление комедийного таланта Мусоргского и его умение создавать интересные музыкальные характеристики. Но при всем том было ясно, что «Женитьба» — не более чем увлекательный; эксперимент, что не по этому пути должно пойти развитие настоящей оперы. Надо воздать должное Мусоргскому: он сам первым осознал это и не стал продолжать сочинение.