Саломея. Образ роковой женщины, которой не было - [46]
В пьесе Уайльда ни Иоанн, ни Саломея как части целого не представляют собой идеала, но вместе они являют идеальную пару, совершенство которой обусловлено их несовершенством. Иоанн – капризный, нетерпимый, неспособный к любви злобный фанатик, Саломея – самовлюбленная, высокомерная, упрямая и мстительная девушка, одержимая эгоистическими желаниями. Более того, наделив каждого из этих персонажей андрогинными свойствами, Уайльд с усмешкой дает понять, что их совершенство главным образом заключено в отсутствии такового. Так Уайльд пародирует не только своих персонажей, но и идею рая, и библейского сюжета о Саломее, и вызванной ею казни провозвестника христианства.
Уайльд не только наделяет Иоанна и Саломею новыми гендерными ролями, но еще и по-своему трактует цвета, встречающиеся в «Песне песней», что как бы формирует маскулинный и феминный образы его персонажей. Впервые увидев Иоанна Крестителя, Саломея, как и Влюбленный в «Песне песней», описывает его глаза. В Библии об этом сказано так:
О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные (1:14).
Саломея, напротив, пугается глаз Иоканаана:
А ужаснее всего его глаза. Можно подумать, будто это черные дыры, прожженные факелами в гобелене из Тира. Можно подумать, будто это черные пещеры, где обитают драконы, черные пещеры Египта, где устраивают себе логово драконы. Можно подумать, будто это черные озера, воды которых разыгрались от фантастических лун[247]…
Саломея, впервые заговорив с Крестителем, выражает восхищение его телом. Так и библейский Влюбленный восхищается прелестью своей избранницы:
Округление бедер твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника;
живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое – ворох пшеницы, обставленный лилиями;
два сосца твои – как два козленка, двойни серны <…> (7:2–4).
Влюбленный в «Песне песней» особенно сосредотачивается на формах Возлюбленной: в ее животе он видит символ плодородия и деторождения. Он присваивает ее формам красный цвет вина и белый цвет лилий – цвета страсти и чистоты. А Саломея восхищается белизной тела Крестителя:
Иоканаан! Я влюблена в твое тело. Твое тело бело, как лилия долины, которой никогда не касалась коса жнеца. Твое тело бело, как снега, что лежат на горах, как снега, что лежат на горах Иудеи, спускаясь с них в долины. Розы в саду царицы Аравии не так белы, как твое тело. Ни розы в саду царицы Аравии, ни ступни рассвета, шествующего по листве, ни грудь луны, когда она покоится на груди моря… ничто на свете не сравнится с белизной твоего тела. Позволь мне прикоснуться к твоему телу[248]!
Затем, как и в «Песне песней», Саломея переходит к похвале волосам Иоканаана. В «Песне песней» Влюбленный воспевает кудри Возлюбленной так:
Волосы твои – как стадо коз, сходящих с Галаада <…> (6:6).
Саломея же говорит о черных «виноградных гроздьях»:
Твои волосы словно виноградные гроздья, черные виноградные гроздья, что висят на лозах в садах Эдома на земле эдомитов. Твои волосы словно кедры ливанские <…>. Долгие черные ночи, ночи, когда не выходит луна и звезды исполнены страха, не так черны, как они. Безмолвие, что таится в лесах, не так черно. Ничто на свете не сравнится с чернотою твоих волос[249]…
И Саломея, и Влюбленный из «Песни песней» восхваляют губы своих возлюбленных. Библейский Влюбленный восторгается еще и речью своей любимой: «Как лента алая губы твои, и уста твои любезны» (4:3). Саломея уделяет особое внимание алому цвету губ Крестителя, но не говорит о том, чтó эти губы произносят:
Твои уста словно алая лента, повязанная вокруг башни из слоновой кости. Они словно гранат, рассеченный ножом из слоновой кости. <…> Красные трубы, что возвещают о прибытии царя и наводят страх на врагов, не так красны. Твои уста краснее <…>, чем лапки голубей, что живут в храмах, где их кормят священники. <…> Твои уста словно ветка коралла, которую рыбаки отыскали в сумерках моря и хранят для царей!.. <…> Ничто на свете не сравнится с рдением твоих уст[250]…
Уайльдовская палитра красок и использование им языка «Песни песней» наделяют пьесу особым смыслом. Активная роль цвета – черного, белого, снова черного и затем красного – в композиции произведения позволяет читателю «слышать глазами»[251] и наблюдать, «как мечется эта беспокойная душа из одного тупика в другой»[252]. Цвета подтверждают маскулинную роль Саломеи в пьесе. Глаза, которые считаются обычно «зеркалом души», у Иоканаана видятся ей «черными дырами», ужасающей пропастью, предрекающей гибель, поскольку черный цвет символизирует смерть, боль и отчаянье. Так с самого начала встреча Саломеи с Иоанном и ее первые впечатления о нем предвосхищают катастрофический финал пьесы, стилистика которой и описание глаз Иоанна словно указывают на трагический исход и маскулинную роль в нем Саломеи. Возможно, также, что Саломея видит в глазах собственное отражение в качестве палача Иоанна.
Зловещий черный цвет присутствует и в описании волос Иоканаана. Известно, что волосы символизируют власть, а также женственность. Так, волосы библейского Самсона и Медузы в древнегреческой мифологии – это символы власти. Но при этом волосы красят женщину. Художники-прерафаэлиты, в частности Данте Габриэль Россетти, с произведениями которого Уайльд был хорошо знаком, создали образ
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.