Саломея. Образ роковой женщины, которой не было - [22]
Похожие взгляды высказывал и немецкий философ Артур Шопенгауэр: «Собственно европейская дама – это такое существо, которого совсем не должно бы быть; а должны быть только хозяйки и девушки, которые надеются стать ими, и воспитывать в них надо не высокомерие, а домовитость и покорность»[84]. Чтобы подкрепить и усилить эти заявления, образ Саломеи заставили отвечать всевозможным характеристикам, якобы доказывающим второсортность и порочность женщин. Литература XIX века часто представляла женщин вампирами, кровопийцами и хладнокровными убийцами. Мирей Доттин-Орсини пишет:
Вампир мужского пола всегда остается вампиром, кроме тех редких случаев, когда он феминизируется. Как вампир он описывается как сверхъестественное существо, живой мертвец, который питается человеческой кровью и может быть уничтожен лишь одним способом – колом, вонзенным в сердце. Примененное к женщине, это представление становится очень широким и банальным. Это может означать любую реальную женщину, если она считается опасной для мужчины, для его здоровья, счастья, рассудка, чести, души. <…> Фигура вампира может быть связана с понятием femme fatale, и на рубеже веков концепция вампиризма могла представляться как нечто, имеющее самое непосредственное отношение к женщине[85].
Доттин-Орсини приводит много примеров подобного восприятия женщин в литературе и искусстве. Она отмечает, что в отношении Саломеи «обезглавливание пророка напоминает один из вампирских укусов в шею»[86].
Изображение якобы вампирских наклонностей Саломеи появляется в пьесе 1894 года «Любовный совет» – сатире на католическую церковь, написанной немецким психиатром Оскаром Паниццей. В этой пьесе Саломея, самая аморальная женщина в аду и участница дьявольского гарема, вместе с дьяволом зарождает сифилис – в наказание человечеству за его погруженность во грех. Они делают это по просьбе Бога-Отца, Иисуса и Девы Марии. Результат союза дьявола и Саломеи персонифицирован в Жене – неотразимо прекрасной женщине, заражающей сифилисом папу римского, а со временем и все человечество. Саломея в этой пьесе признается дьяволу, что омывает пальцы кровью из головы Иоанна и что ей доставляет наслаждение блюдо, наполненное кровью, – эта характеристика мгновенно вызывает в памяти кровожадность вампиров. Страстный поцелуй, которым Саломея «награждает» Иоанна Крестителя в одноименной пьесе Оскара Уайльда, тоже напоминает о вампиризме. Держа голову Иоанна, Саломея одновременно ликует и плачет, восклицая: «А! Я поцеловала твои уста, Иоканаан, я поцеловала твои уста! У твоих губ был горький привкус. Они были солеными от крови?.. Но, быть может, это вкус любви…»[87]
На пастельном рисунке Леви-Дюрме «Саломея» (1896) Саломея страстно целует голову пророка – сюжет, как бы перекликающийся с поцелуем уайльдовской Саломеи, столь же вампироподобной. Французский художник-символист Густав-Адольф Мосса создал ряд изображений Саломеи, каждое из которых имеет свои особенности. Вампирские наклонности Саломеи наиболее ярко выражены в его «Саломее» 1904 года[88], где она – женщина-ребенок, окруженная цветущими розами, в каждой из которых виднеется по кровоточащей голове Иоанна Крестителя, – слизывает кровь с меча, которым была отрублена голова пророка. Его «Саломея» 1906 года, в красных (цвет крови) одеждах, с пальцами в форме ножниц и пятнами крови по всей картине, также воскрешает в памяти образы вампиров. Вновь она представлена как кровопийца. В «Саломее» Моссы 1908 года она изображена таким образом, что тело ее напоминает о позе, использованной в литографии Обри Бёрдслея «Туалет Саломеи», и выставлена настоящей убийцей. На этой картине Мосса изображает Саломею как свою современницу, женщину из высшего общества, которая наслаждается чтением, комфортом и выглядит совершенно невинной. Единственной странностью является один из предметов обстановки ее комнаты – отрубленная голова Иоанна Крестителя, лежащая на окровавленном мече у Саломеи в ногах. Голова, кровь и другие атрибуты казни для нее так же естественны, как книга и любой из других окружающих ее прекрасных предметов, – все это лишь частности интерьера. Саломея не обращает внимания на кровь на своей правой руке, ведь убийство – естественная часть ее натуры. Это описание подходит к принадлежащим Францу фон Штуку двум изображениям сладострастной Саломеи, танцующей от радости над головой Крестителя. В обоих случаях мы видим убийцу, ликующую над своей жертвой.
Художники и писатели XIX века изображали Саломею и как куртизанку или проститутку, что, согласно некоторым теоретикам того времени, соответствовало внутренним наклонностям женщин. Женские персонажи изображались как существа, жадные до сокровищ, которые можно получить через мужское семя. Брэм Дейкстра описывал идею
девственной вампирши, девушки, жаждущей семени, не сознающей своей природы шлюхи, осушающей жилы мужского интеллекта. Она стремится истощить его голову. <…> Символическая кастрация, женская жажда отрубленной мужской головы, вместилища мозга, этого «большого сгустка семенной жидкости», о котором Эзра Паунд будет говорить и в 1920‐е, была, очевидно, высшим актом физического подчинения мужчины хищному желанию женщины
