Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. - [38]

Смена русского внешнеполитического курса

Принципиальные перемены в системе международных отношений Восточной Европы, происшедшие весной 1600 г., заключались в том, что характер борьбы между Сигизмундом и его дядей, герцогом Карлом, с этого момента существенно изменился. Хотя отдельные польские магнаты, а отчасти и сейм, оказывали определенную материальную помощь своему королю на протяжении 1598–1599 гг., Речь Посполитая как государство не объявляла войны герцогу Карлу и его сторонникам и нс принимала никакого участия в происходящей борьбе. В этих условиях борьба между Карлом и Сигизмундом носила характер внутриполитического конфликта в Шведском королевстве.

Еще летом 1599 г. польско-литовский сенат выступил с попыткой посредничества между борющимися сторонами, а осенью 1599 г. сенату был адресован герцогом Карлом проект условий соглашения между шведским правителем и Сигизмундом[340].

Весной 1600 г. положение изменилось. Сторонники Сигизмунда в Финляндии были разбиты, шведские войска вторглись в Эстонию, а, чтобы отразить их, у короля не было средств. Он был вынужден обратиться за помощью к сейму, и шляхта использовала это, чтобы снова усилить давление на короля. Когда зимой 1600 г. собрались предсеймовые сеймики, на них были приняты решения снова добиваться инкорпорации Эстонии[341].

Все это положило конец колебаниям Сигизмунда в связи с определением государственно-правового статуса его владений в Прибалтике. На сейме, созванном в феврале 1600 г. в Варшаве, король заявил о своем согласии провести инкорпорацию шведской Эстонии в состав Речи Посполитой в соответствии с условиями «pacta conventa»[342]. Этот акт, правда, практически лишал Сигизмунда последних остатков его собственных владений, но зато вовлекал в конфликт с ненавистным узурпатором Речь Посполитую, открывая для него новую возможность для продолжения борьбы за шведский трон. Действительно, с провозглашением инкорпорации частью Речи Посполитой объявлялась территория, значительная часть которой была во время работы сейма уже занята шведскими войсками, что делало конфликт между польско-литовскими феодалами и Шведским королевством неизбежным. Хотя польско-литовские сенаторы и послы испытывали известные опасения в связи с возможным конфликтом со Швецией, а многие из них совершенно правильно поняли истинные намерения своего короля, они оказались несклонны упускать представившуюся возможность для установления полного господства Речи Посполитой в Прибалтике, и в конце марта акт об инкорпорации Эстонии был торжественно обнародован[343].

Значение этого шага было, конечно, понятно политическим деятелям обеих стран. Не случайно поэтому, что после решения сейма оба государства стали готовиться к войне[344].

Для русского правительства, которое на протяжении весны 1600 г. получило в свое распоряжение весьма обильную информацию об этих приготовлениях[345], общая ситуация, думается, также была вполне ясной. Перед русской дипломатией вставала проблема, как использовать наступающий конфликт, чтобы добиться выхода к Балтийскому морю. Правда, свою политическую линию русское правительство, как показано выше, четко определило еще до наступления открытого конфликта между Речью Посполитой и Швецией, взяв во второй половине 1599 г. курс на сближение со Швецией.

На протяжении первой половины 1600 г., однако, характер русско-шведских отношений сильно изменился. Если ранее Швеция была для русского правительства лишь одним из союзников при организации переворота в Речи Посполитой, после отказа Габсбургов от соглашения продолжение прежнего политического курса означало войну против Речи Посполитой со Швецией в качестве главного партнера.

Между тем на протяжении первой половины 1600 г. становилось все более явным расхождение внешнеполитической программы нового шведского правительства с русскими интересами на Балтике.

К концу марта 1600 г. в Москву возвратились В. Сукин и П. Дмитриев и информировали свое правительство о результатах переговоров с герцогом Карлом, которые они вели в Стокгольме с 26 ноября по 21 декабря 1599 г. Сторонам не удалось заключить никакого договора о союзе против Речи Посполитой. Герцог Карл подчеркивал свое дружественное отношение к царю и обещал направить в Москву посольство для продолжения переговоров, однако сама необходимость этих новых контактов указывала на то, что у шведского правительства русские условия союза вызывают возражения. Правда, в одном весьма существенном для русского правительства вопросе герцог Карл как будто проявил готовность пойти навстречу русским требованиям: в беседе с послами шведский правитель заявил, что он готов передать русским Нарву за большой выкуп, если царь выступит со всеми своими военными силами против поляков. Однако, не говоря уже о том, что указанная цена была для России слишком высокой, русские дипломаты не могли придавать этому предложению большого значения, поскольку оно не получило никакого отражения в письменном ответе шведской стороны.

Кроме того, сделанная уступка по существу обесценивалась тем, что в качестве условия успешного результата русско-шведских переговоров шведская сторона потребовала, чтобы русская сторона ратифицировала Тявзинский договор, а это означало признание со стороны России не только существующих границ между государствами, но и зафиксированной в этом документе системы экономических отношений, которая лишала русское купечество всяких возможностей прямого контакта с купечеством западноевропейских стран