Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - [50]
Занятия юриспруденцией неизбежно привели Казем-Бека к изучению исламского права. В дополнение к нескольким научным работам по этой теме он также издал переводы важных юридических текстов с арабского языка, что помогало государственным чиновникам в их взаимодействии с национальными меньшинствами, которые во многом по-прежнему руководствовались традиционным правом. В 1841 г. он стал редактором арабского издания Mukhtasar al-wiqaya, учебника по юриспруденции, использовавшегося жившими в России татарами и другими тюркоязычными меньшинствами. Он хорошо осознавал, что наиболее консервативные бюрократы могли упрекать его в относительно положительной оценке исламского права. Когда в 1842 г. он закончил статью по этому вопросу, то предпочел послать ее в парижский Journal asiatique, не рискнув опубликовать ее в журнале российского Министерства просвещения450.
Переехав в 1849 г. в Санкт-Петербург, Казем-Бек вынужден был больше времени посвящать административной работе, что на время отвлекло его от научных трудов. Вскоре после переезда правительственная комиссия назначила его координатором переводов литургических текстов на татарский язык, а также руководителем другого органа, пересматривавшего исламские юридические кодексы. Именно в награду за деятельность на этой должности Мирза был произведен в 1863 г. в чин тайного советника451. Несмотря на все старания Казем-Бека сохранять академическую объективность, его работы неизбежно вызывали противоречивые оценки. Татарские ученые негативно воспринимали включение вероотступника в сферу, которую они считали своей вотчиной, а консервативные русские коллеги полагали, что он слишком симпатизирует исламу452. Несмотря на увеличившуюся нагрузку в государственных делах, Казем-Беку удалось завершить составление алфавитного указателя слов, встречающихся в Коране, – труд, который он начал еще в Казани453. Живя и работая в столице империи, Казем-Бек также интересовался последними событиями в мусульманском мире и писал о сопротивлении российским властям в Дагестане, а также о бабидах – исламской секте реформаторского толка в Персии454.
Блестящий ученый Казем-Бек был также прекрасным преподавателем. В отличие от своих немецких предшественников, Казем-Бек поставил перед собой задачу выучить русский язык, что, возможно, стало одной из причин его растущей популярности как преподавателя455. Один из его студентов вспоминал: «Меня интересовал не татарский язык, а профессор Александр Касимович Казем-Бек. Мне несколько раз приходилось его встречать на улице оригинального по костюму, живого, изящного, и я был рад случайно видеть и слушать его речь»456. Он подготовил нескольких студентов, которые в дальнейшем стали выдающимися востоковедами, среди них были Илья Березин и Николай Ильминский. Самым знаменитым учеником мирзы стал граф Лев Толстой, который подал документы на восточное отделение Казанского университета в надежде стать дипломатом. Несмотря на все свои лингвистические таланты, юный абитуриент больше интересовался карточным столом и борделями, чем занятиями, и, провалившись в первый год, перевелся на менее требовательный юридический факультет457.
Казем-Бека любили не только студенты. Несмотря на его жалобы на одиночество и некоторую изолированность в течение первых лет службы в университете, его коллеги высоко ценили общение с ним. Казем-Бека с большим удовольствием приглашали на ужины, особенно когда в город приезжали знаменитости458. Во время своего посещения города в 1836 г. император Николай I отметил ученого, надолго остановившись для разговора с ним459. Наконец, благодаря своей экзотичной восточной внешности Казем-Бек пользовался большой популярностью у представительниц прекрасного пола. Одна дама как-то заметила, что «его взгляд был подобен молнии, против которой было невозможно устоять»460. По всей вероятности, она была не единственной, на кого Казем-Бек производил подобное впечатление. Согласно одному французскому автору, написавшему биографию ученого, у Казем-Бека в России было четверо внебрачных детей461.
Несмотря на принятие христианства, отношение Казем-Бека к исламу не было враждебным. Указывая на его недостатки, Мирза, однако, не считал мусульманство полностью ошибочной религией. Опубликованные им в либеральном журнале «Русское слово» четыре статьи, посвященные ранней истории ислама, содержали сравнительно объективный анализ происхождения этой религии и появления пророка Мухаммеда462. Как и многие из его современников, он указывал на застой, коррумпированность и деспотизм, характерные для исламского мира XIX в. Но от тут же замечал, что кризис восточной цивилизации не является беспрецедентным в мировой истории, в которой уже были периоды упадка цивилизаций, что доказывает пример Древнего Рима и Византии. Фактически именно застой и замкнутость Византии в VII в. и создали предпосылки для появления новой религии, которая постепенно вытеснила христианство на юго-восточных границах империи.
Книга канадского историка Дэвида Схиммельпеннинка ван дер Ойе описывает вклад имперского воображения в политику дальневосточной экспансии России в первое десятилетие правления Николая II. Опираясь на массив разнородных источников — травелоги, дневники, мемуаристику, дипломатическую корреспонденцию, — автор показывает, как символическая география, геополитические представления и культурные мифы о Китае, Японии, Корее влияли на принятие конкретных решений, усиливавших присутствие России на Тихоокеанском побережье.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.