Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - [48]
Профессор гордился своими персидскими корнями, разделяя при этом умеренно прогрессивные академические и политические взгляды. Гуляя по городским улицам в шелковом тюрбане и ниспадающих одеждах, он наслаждался вниманием зевак. (Когда во время Крымской войны его восточное облачение вызвало негативные комментарии в петербургской прессе, Казем-Бек и не подумал от него отказываться433.) Ученый предпочитал, чтобы к нему обращались «Мирза Александр Касимович», сочетая персидский титул писца с традиционным обращением по имени и фамилии, как того требовал русский этикет.
Родившийся в 1802 г. в персидском городе Решт, неподалеку от русской границы, Мухаммед Али Казем-Бек (как его звали до обращения в христианство) был старшим сыном важного сановника, хаджи Мухаммеда Касим Казем-Бека. Семья долгое время занимала высокое положение в Дербенте, бывшем владении персидского шаха, присоединение которого к России повлекло высылку Хаджи Касима. Тем не менее отцу Мухаммеда Али удалось постепенно найти общий язык с царским правительством, и в 1808 г. он вернулся в родной город, где получил назначение на важный пост «кади» – судьи в мусульманской общине. Хаджи Касим дал своему первенцу хорошее образование. Надеясь, что сын пойдет по его стопам, судья нанял самых опытных мулл для обучения ребенка арабскому язык, логике, риторике и юриспруденции. Мухаммед Али проявил отличные склонности к обучению. В 17 лет он уже настолько свободно владел арабским, что написал «Опыт грамматики арабского языка», а на следующий год распространил среди друзей свои сочинения на этом языке.
Примерно в это время семью постигло несчастье. Вместе с рядом других местных сановников Мухаммед Касим был обвинен военным трибуналом в заговоре против России, у него конфисковали имущество и выслали в Астрахань, на северную оконечность Каспийского моря. Одинокому престарелому Мухаммеду Касиму спустя какое-то время разрешили вызвать к себе сына, который приехал в Астрахань в 1822 г. В российском портовом городе Мухаммед Касим познакомился в том числе с миссионерами-пресвитерианами, получившими от Александра I разрешение на ведение миссионерской деятельности среди мусульман и других нехристианских народов этого региона. Образованному судье понравились шотландские клирики, он приглашал их домой на споры о религиозных достоинствах различных вероисповеданий. К этим дискуссиям вскоре присоединился и сын Мухаммеда Касима, первоначально настроенный защищать свою веру. Юный Казем-Бек был ревностным мусульманином, он даже написал по-арабски трактат «Об истине ислама и ошибках христиан и иудеев», но и его очаровали шотландские проповедники434. Когда те спросили, может ли он научить их арабскому и турецкому языку, Мухаммед Али согласился работать без вознаграждения.
Ежедневные визиты юноши к миссионерам неизбежно приводили к разговорам о Боге, и вскоре он уже начал сомневаться в своей приверженности исламу. Позднее он объяснял: «Тайное любопытство во мне исследовать христианскую религию, с тем чтобы совершенно торжествовать над ею нелепостями (как и я думал тогда) постепенно открывало путь к неизвестным мне познаниям… моя вера колебалась, мои сомнения не давали мне покоя, а любопытство не переставало меня увлекать далее и далее»435. Несмотря на гнев отца, летом 1823 г. Мухаммед Али крестился по пресвитерианскому обряду и принял христианское имя Александр436. Повторяя убеждения об исламе того времени, он позднее писал: «Я решил отойти от магометанского мира. Этот мир и питающая этот мир философия Магомета представляет мне сейчас слишком фанатичным»437.
Смена конфессии предсказуемо испортила отношения Александра с престарелым Хаджи Касимом, и новообращенный пресвитерианин поехал дальше вместе со своими новыми единоверцами. Он провел с шотландцами несколько лет, погрузившись в написание религиозных трактатов и параллельно изучая английский и иврит. Шотландцы надеялись, что многообещающий ученик и сам станет успешным миссионером, но этому помешало вмешательство командующего российскими войсками на Кавказе генерала Ермолова. По его приказу Казем-Бека проинформировали о том, что все христианские подданные империи с дворянским статусом, к коим теперь он относился, по закону должны были поступить на государственную службу438. Формально действуя в соответствии с существующими нормами, на деле Ермолов опасался, что молодой талантливый ученый начнет работать в интересах Британской империи на Кавказе, поскольку именно в эти годы начиналась Великая Игра против России за влияние в Центральной Азии439. Александру запретили далее общаться с шотландскими миссионерами и приказали выбрать любую подходящую государственную должность. Молодой перс осмелился претендовать на место переводчика при Министерстве иностранных дел в Санкт-Петербурге, но, к его великому огорчению, ему приказали вместо этого отправиться в унылый сибирский гарнизон в Омске, чтобы преподавать восточные языки в местном кадетском корпусе.
По выражению официального биографа, на пути к новому месту службы для Казем-Бека засияла «счастливая звезда»
Книга канадского историка Дэвида Схиммельпеннинка ван дер Ойе описывает вклад имперского воображения в политику дальневосточной экспансии России в первое десятилетие правления Николая II. Опираясь на массив разнородных источников — травелоги, дневники, мемуаристику, дипломатическую корреспонденцию, — автор показывает, как символическая география, геополитические представления и культурные мифы о Китае, Японии, Корее влияли на принятие конкретных решений, усиливавших присутствие России на Тихоокеанском побережье.
Статья посвящена инструментарию средневекового книгописца и его символико-аллегорической интерпретации в контексте священных текстов и памятников материальной культуры. В работе перечисляется основной инструментарий средневекового каллиграфа и миниатюриста, рассматриваются его исторические, технические и символические характеристики, приводятся оригинальные рецепты очинки пера, а также приготовления чернил и красок из средневековых технологических сборников и трактатов. Восточнохристианская традиция предстает как целостное явление, чьи элементы соотносятся друг с другом посредством множества неразрывных связей и всецело обусловлены вероучением.
Питер Беллвуд, известный австралийский археолог, специалист по древней истории Тихоокеанского региона, рассматривает вопросы археологии, истории, материальной культуры народов Юго-Восточной Азии и Океании. Особое внимание в книге уделяется истории заселения и освоения человеком островов Океании. Монография имеет междисциплинарный характер. В своем исследовании автор опирается на новейшие данные археологии, антропологии, этнографии, лингвистики. Peter Bellwood. Man’s conquest of the Pacific.
Король, королевы, фаворитка. Именно в виде такого магического треугольника рассматривает всю элитную историю Франции XV–XVIII веков ученый-историк, выпускник Сорбонны Ги Шоссинан-Ногаре. Перед нами проходят чередой королевы – блистательные, сильные и умные (Луиза Савойская, Анна Бретонская или Анна Австрийская), изощренные в интригах (Екатерина и Мария Медичи или Мария Стюарт), а также слабые и безликие (Шарлотта Савойская, Клод Французская или Мария Лещинская). Каждая из них показана автором ярко и неповторимо.
Эта книга — рассказ о двух городах, Лондоне и Париже, о культурах двух стран на примерах из жизни их столиц. Интригующее повествование Конлина погружает нас в историю городов, отраженных друг в друге словно в причудливом зеркале. Автор анализирует шесть составляющих городской жизни начала XIX века: улицу, квартиру, ресторан, кладбище, мир развлечений и мир преступности.Париж и Лондон всегда были любовниками-соперниками, но максимальный накал страстей пришелся на период 1750–1914 гг., когда каждый из них претендовал на звание столицы мира.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
В книге исследуются дорожные обычаи и обряды, поверья и обереги, связанные с мифологическими представлениями русских и других народов России, особенности перемещений по дорогам России XVIII – начала XX в. Привлекаются малоизвестные этнографические, фольклорные, исторические, литературно-публицистические и мемуарные источники, которые рассмотрены в историко-бытовом и культурно-антропологическом аспектах.Книга адресована специалистам и студентам гуманитарных факультетов высших учебных заведений и всем, кто интересуется историей повседневности и традиционной культурой народов России.