Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - [47]
Ситуация заметно ухудшилась в период реакции, который пришелся на последние годы правления Александра I, после окончания наполеоновских войн. Взгляды императора изменились: на смену просветительскому либерализму пришел в высшей степени консервативный мистицизм. Царь стал видеть в образовании прежде всего средство воспитания христианских идеалов у своих подданных. Говоря словами одного из его наиболее выдающихся придворных, обучение следовало проводить в соответствии с принципами Священного Союза, который идеалистически призывал всех богобоязненных монархов жить в мире и гармонии425. Попечитель Казанского учебного округа в тот период, Михаил Магницкий, был особенно враждебен к любым отклонениям от православного благочестия в любых учебных курсах. Этот чиновник даже сомневался в целом в ценности высшего образования как такового. До назначения в 1819 г. на пост попечителя Казанского округа Магницкий даже выступал за закрытие университета.
Провозгласив своей целью «очищение и усмирение [Казанского университета], как русский и христианин», Магницкий издал подробные указания для всех учебных курсов, каждый из которых должен был продемонстрировать превосходство православной веры, монархической формы правления и русской нации. Так, лекторы по всемирной истории были вынуждены подчеркивать отсталость и неполноценность всех языческих культур426. Он приказал профессору Эрдманну занижать значение достижений исламской цивилизации, указывая, что они в основном происходят от древнегреческой мысли. Арабскую и персидскую литературу предлагалось игнорировать практически полностью, а ориенталистика должна была сосредоточиться на преподавании языков «в том единственно отношении, в котором они торговым и политическим связям для России могут быть полезны»427. Когда один преподаватель создавал татарскую хрестоматию по заказу университета, цензор вырезал оттуда фрагменты про Чингисхана и Тамерлана из-за их потенциального подрывного воздействия на татарское национальное меньшинство империи428.
Еще враждебнее Магницкий относился к западному влиянию. Консервативный попечитель округа обнаружил полный спектр безбожной революционности в большинстве европейских академий, особенно после студенческих беспорядков в Германии конца 1810-х гг. Поползновения российских студентов проявить политическую активность только подтверждали худшие опасения Магницкого: «Все неверие, наблюдаемое им в университетах, происходит от образования, книг и людей, вывезенных из Германии; зараза неверия и революционные принципы, зародившиеся в Англии и получившие дополнительную силу в дореволюционной Франции, выросли в завершенную систему»429. Среди конкретных шагов в Казанском университете, которые, по мнению Магницкого, следовало предпринять в качестве прививки от опасных патологических заболеваний, было исключение из библиотек подозрительных западных книг, назначение директора по нравственному облику и исключение семи германских профессоров, то есть каждого шестого преподавателя430.
Несмотря на все свое неприятие иных культур, Магницкий признавал практическую пользу ориенталистики. Показательно, что при исключении германской профессуры Эрдманна он не тронул. И когда в 1826 г. в городе случайно оказался одаренный молодой персидский ученый, он не противодействовал желанию ректора взять его на работу. В другом случае Магницкий даже сам предложил университету учредить отделение в Западной Сибири, которое сосредоточило бы свое внимание на изучении Китая431.
К тому моменту увольнения Магницкого с поста попечителя учебного округа в 1826 г. ориенталистика в Казани пострадала серьезно, но не смертельно. Взгляды преемника Магницкого на этом посту Михаила Мусина-Пушкина на отдельные дисциплины радикально отличались от взглядов его предшественника, и под его чутким присмотром Казанская школа достигла своего расцвета. Центральной фигурой этого этапа стал гость из Персии – Мирза Александр Касимович Казем-Бек.
В феврале 1842 г. Казем-Бек, вскоре после его помолвки, пишет письмо тете своей невесты, где представляется следующим образом: «Кто я? Родом из Персии, вероисповеданием реформат, подданный Российской Империи и профессор Турецко-Татарской словесности при Императорском Казанском университете»432. В этом ответе точно отражено то, что сформировало мировоззрение ориенталиста и что помогает объяснить, как и почему его суждения об исламе и Востоке трансформировались с годами.
