Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - [49]

Шрифт
Интервал

. Путь из Астрахани в Омск пролегал через Казань, там в январе 1826 г. Александр был вынужден сделать остановку на время болезни. Снабженный сопроводительным письмом, он нашел приют у ректора университета Карла Фукса. По удачному стечению обстоятельств именно в это время университет искал нового преподавателя татарского языка. Образованность и личное обаяние Казем-Бека сделали его идеальным кандидатом для открытия кафедры. Фуксу удалось убедить министра иностранных дел графа Нессельроде освободить Казем-Бека от обязанностей преподавателя в Омске, и в октябре 1826 г. персидский ученый формально вошел в штат университетских преподавателей.

Начало новой карьеры Казем-Бека совпало со сменой попечителя учебного округа: Магницкого сменил симпатизировавший ориенталистике Михаил Мусин-Пушкин441. Заслуженный ветеран наполеоновских войн, гордившийся своей блестящей родословной, Мусин-Пушкин неустанно пытался развивать эту сферу знаний на протяжении всей своей долгой карьеры в Министерстве просвещения. В 1827 г. он предложил учредить отдельный факультет восточной словесности в Казанском университете, а 14 лет спустя выдвинул идею создания при университете Института азиатских языков. Обе идеи не нашли отклика у вышестоящих чиновников, и поэтому, когда в 1846 г. Мусина-Пушкина перевели в Санкт-Петербург на должность попечителя учебного округа, он реализовал идею централизации всей ориенталистики, и к 1854 г. собрал ее в Петербургском университете.

Несмотря на то что именно Мусин-Пушкин в итоге стал главным действующим лицом, положившим конец первенству Казани в сфере ориенталистики, первые 20 лет его деятельности на посту попечителя позволили этой дисциплине совершить значительный скачок в своем развитии по всему восточному учебному округу. В 1828 г., через два года после его назначения в Казань, была образована кафедра для преподавания турецкого языка наряду с персидской и арабской словесностью. Затем, в 1833 г. Казанский университет стал первым в Европе, где появился профессор по монгольскому языку, а вслед за этим были открыты кафедры преподавания китайского (1837), а также армянского и санскрита (1842). Мусин-Пушкин планировал добавить в учебный план тибетский, иврит и калмыкский язык, но они не успели реализоваться до его отъезда в Санкт-Петербург в 1846 г. Тем не менее в 1841 г. он с гордостью докладывал министру, что в Казанском университете восточные языки «преподаются в настоящее время в такой обширности и разнообразии, каких не представляет, кажется, ни одно из подобных заведений в Европе»442.

Увлеченность Мусина-Пушкина ориенталистикой разделяли два других высших чиновника той эпохи. Граф Сергей Уваров, министр просвещения в правление Николая I, еще в 1810 г. составил план учреждения académie asiatique и долгое время поддерживал эту сферу науки443. Расширение преподавания азиатских языков активно поддерживал и знаменитый математик Николай Лобачевский, период ректорства которого в Казанском университете совпал со временем руководства Мусиным-Пушкиным Казанским учебным округом444. В лице харизматичного Казем-Бека эти трое нашли ученого с энергией и энтузиазмом, необходимыми для реализации их амбиций по развитию ориенталистики в университете.

Решение Казанского университета взять на работу азиата – носителя языка для преподавания языков было далеко не первым в своем роде. Предшественником Казем-Бека на посту преподавателя татарского являлся Ибрагим Хальфин, внук гимназического учителя, назначенного еще Екатериной Великой, а университет последовательно нанимал татар, персов (включая брата Казем-Бека) и даже бурята445. В начале XIX в. Санкт-Петербургский университет назначил на должности преподавателей египтянина и перса. В конце века при режимах Александра III и Николая II, более склонных к ассимиляции нерусских народов, некоторые представители азиатских народов сталкивались с дискриминацией в российской академической науке, но в первой половине века они не чувствовали никаких препятствий для своего карьерного роста446.

Движение самого Казем-Бека по академической карьерной лестнице было достаточно плавным. В 1830 г., через четыре года после зачисления в штат Казанского университета, его повысили до статуса адъюнкт-профессора турецкого и татарского языков, в 1837 г. – до ординарного профессора. Когда в 1845 г. ушел в отставку профессор персидской и арабской словесности Франц Эрдман, Казем-Бека перевели на более престижную кафедру. В том же году по итогам голосования коллег Казем-Бек был избран деканом факультета. Научная деятельность Александра Касимовича позволила ему быстро завоевать уважение коллег в сфере ориенталистики. В 1829 г. он был избран членом-корреспондентом Королевского британского азиатского общества, в 1835 принят членом-корреспондентом в Российскую Академию наук. Их примеру последовали ведущие организации ориенталистов в Париже, Берлине и Бостоне.

Первые интеллектуальные штудии Казем-Бека в Казани были сосредоточены на восточных текстах447. В 1832 г. он привлек внимание коллег изданием труда «Семь планет, или История крымских ханов» на турецком языке. В 1839 г. он публикует грамматику турецкого языка, которая принесла ему первую из четырех Демидовских премий – престижную награду Академии наук за научные достижения


Еще от автора Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе
Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией

Книга канадского историка Дэвида Схиммельпеннинка ван дер Ойе описывает вклад имперского воображения в политику дальневосточной экспансии России в первое десятилетие правления Николая II. Опираясь на массив разнородных источников — травелоги, дневники, мемуаристику, дипломатическую корреспонденцию, — автор показывает, как символическая география, геополитические представления и культурные мифы о Китае, Японии, Корее влияли на принятие конкретных решений, усиливавших присутствие России на Тихоокеанском побережье.


Рекомендуем почитать
Трость и свиток: инструментарий средневекового книгописца и его символико-аллегорическая интерпретация

Статья посвящена инструментарию средневекового книгописца и его символико-аллегорической интерпретации в контексте священных текстов и памятников материальной культуры. В работе перечисляется основной инструментарий средневекового каллиграфа и миниатюриста, рассматриваются его исторические, технические и символические характеристики, приводятся оригинальные рецепты очинки пера, а также приготовления чернил и красок из средневековых технологических сборников и трактатов. Восточнохристианская традиция предстает как целостное явление, чьи элементы соотносятся друг с другом посредством множества неразрывных связей и всецело обусловлены вероучением.


Покорение человеком Тихого океана

Питер Беллвуд, известный австралийский археолог, специалист по древней истории Тихоокеанского региона, рассматривает вопросы археологии, истории, материальной культуры народов Юго-Восточной Азии и Океании. Особое внимание в книге уделяется истории заселения и освоения человеком островов Океании. Монография имеет междисциплинарный характер. В своем исследовании автор опирается на новейшие данные археологии, антропологии, этнографии, лингвистики. Peter Bellwood. Man’s conquest of the Pacific.


Жены и возлюбленные французских королей

Король, королевы, фаворитка. Именно в виде такого магического треугольника рассматривает всю элитную историю Франции XV–XVIII веков ученый-историк, выпускник Сорбонны Ги Шоссинан-Ногаре. Перед нами проходят чередой королевы – блистательные, сильные и умные (Луиза Савойская, Анна Бретонская или Анна Австрийская), изощренные в интригах (Екатерина и Мария Медичи или Мария Стюарт), а также слабые и безликие (Шарлотта Савойская, Клод Французская или Мария Лещинская). Каждая из них показана автором ярко и неповторимо.


Из жизни двух городов. Париж и Лондон

Эта книга — рассказ о двух городах, Лондоне и Париже, о культурах двух стран на примерах из жизни их столиц. Интригующее повествование Конлина погружает нас в историю городов, отраженных друг в друге словно в причудливом зеркале. Автор анализирует шесть составляющих городской жизни начала XIX века: улицу, квартиру, ресторан, кладбище, мир развлечений и мир преступности.Париж и Лондон всегда были любовниками-соперниками, но максимальный накал страстей пришелся на период 1750–1914 гг., когда каждый из них претендовал на звание столицы мира.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Дорожная традиция России. Поверья, обычаи, обряды

В книге исследуются дорожные обычаи и обряды, поверья и обереги, связанные с мифологическими представлениями русских и других народов России, особенности перемещений по дорогам России XVIII – начала XX в. Привлекаются малоизвестные этнографические, фольклорные, исторические, литературно-публицистические и мемуарные источники, которые рассмотрены в историко-бытовом и культурно-антропологическом аспектах.Книга адресована специалистам и студентам гуманитарных факультетов высших учебных заведений и всем, кто интересуется историей повседневности и традиционной культурой народов России.