Русский мат. Поэмы XVIII–XXI вв - [6]

Свободу горьким дав слезам.

Вдруг, показалось, дьявол сам

Родил в ней мысль в бреду глубоком:

Высокий мостик над потоком

Пред ней висит на двух скалах;

В опездинении жестоком

Она подходит — и в слезах

На воды шумные взглянула,

Ударила, рыдая, в грудь,

Решила, вроде, утонуть -

Но тотчас шустро отпрыгнула,

Подумав: "Эко я загнула?!"

Мы подождём ещё чуть-чуть.

И дале продолжала путь.

Всё осмотрев, моя Людмила

Устала и со страшной силой

Проголодалась: со вчера

Не ела нихуя, со свадьбы…

Присев, подумала: пора

Кого-то за жратвой послать бы!

И вдруг пред нею сень шатра

Шумя, с прохладой развернулась;

Людмила тихо улыбнулась:

Обед роскошный перед ней

Клубится ароматным паром;

И в тишине из-за ветвей

Незримо грянула гитара,

Послышался мотивчик старый:

То Макаревич пел Андрей -

Король российских кулинаров.

Дивится пленная княжна,

Но втайне думает она:

"Вдали от суженного хуя

Зачем мне жизнь влачить такую?

О ты, чья ёбанная страсть

Меня терзает и лелеет,

Мне до пизды ублюдка власть:

Людмила умереть умеет!

Мне по хуй от твоих затей,

Шатров, гитар, пиров, блядей -

Не стану есть, не стану слушать,

Умру от голода, злодей!" -

И стала с аппетитом кушать.

Княжна встаёт, и вмиг шатёр,

И скатерть, и объедков сор,

И Макаревич… всё пропало;

По-прежнему всё тихо стало;

Людмила вновь одна в саду

Скитается из рощи в рощи,

Подсматривает, как пизду

Кокетка в озере полощет;

Как, отражаясь в глади вод

Сатир рачком в тени ракиты

Наяду юную ебёт;

Как нимфа, приоткрыв ланиты,

Под фавном изгибает стан…

Княжна взирает на фонтан,

Где заходящее светило

Сквозь фейерверк алмазных струй

Мильоном радуг осветило

Триумф ебущихся статуй;

Бросает жаркий взор Людмила

На пышный зад, на мощный хуй;

Её волненье охватило,

Желанье смутное влечёт -

Приблизившись к скульптурной группе,

Она задумчиво ведёт

Рукой по мраморной залупе.

И вдруг весенний ветерок,

Её на воздух поднимает,

Несёт по воздуху в чертог

И осторожно опускает

Сквозь фимиам вечерних роз

На ложе страсти, ложе грёз.

Три девы вмиг опять явились,

И вкруг неё засуетились,

Чтоб быстро пышный сняв наряд,

Начать божественный обряд.

Теперь под их рукою нежной

Не мельтешит моя княжна,

Прелестна прелестью небрежной,

Сияя кожей белоснежной,

Всё страстно делает она;

Кричит, кусается, вздыхает,

На ласки лаской отвечает…

Ну что ж, не та она теперь! -

Потеря скромности бывает

Не самой худшей из потерь!

Но вот богини поклонились,

Со вздохом молча удалились

И тихо притворили дверь.

Проходят в тишине минуты,

И мнится…шепчет тишина;

И вдруг… о Боже! Фу ты, ну ты!

Идут — идут к её постеле;

В подушки прячется княжна;

Вот страх! Вот блядство! В самом деле

Раздался шум; озарена

Мгновенным блеском тьма ночная,

Мгновенно дверь отворена;

Безмолвно, гордо выступая,

Хуями толстыми болтая

Арапов длинный ряд идёт

Попарно, чинно, сколь возможно,

И на подушках осторожно

Многометровый хуй несёт

C надетым на конец гондоном;

За ним с парадным закидоном

В дверь входит карлик, "прыщ в коньках",

И два яйца несёт в руках:

Ему-то, как вы угадали

(А если нет, то не беда)

Хуй с яйцами принадлежали.

Уж он приблизился: тогда

Княжна с постели соскочила,

Длиннющий карловый елдак

За край гондона ухватила,

Дрожащий занесла кулак

И в страхе ебанула так,

Что всех арапов окропила

Хуйнёю с головы до ног

И весь испачкала чертог.

Княжны испуганной бледнее,

Завыл горбытый оболдуй;

Зажавши яйца поскорее,

Хотел бежать, но тут об хуй

Споткнулся, ёбнулся и бьётся;

Арапов чёрный рой ебётся;

Шумят, толкаются, бегут,

Хватают колдуна за грудки

И вот распутывать несут,

Презерватив забыв у Людки.

Но как наш витязь? Ждёт ли нас?

Вы помните нежданну встречу,

Когда горланил пидорас:

"Не обессудь, что покалечу!"?

Итак, рисую ночь и сечу:

При перепуганной луне

Схлестнулись парни по крутому;

В крови по пояс и в говне

Ломают рог один другому;

Уже давно истёрты в прах

Мечи, щиты, ножи и копья.

Осталось биться на хуях!?

Дерьма взрывая к небу хлопья,

На вдрызг заёбанных конях

Они съезжаются вплотную,

Друг друга измеряют стать

И молча предпочтенье хую

Решают всё же не давать:

А вдруг при выходе удачном

Хуй пригодится как-нибудь! -

И напружинив с треском грудь,

Идут "на вы" в бою кулачном.

Хрустят сопатки, вверх летят

Соплей кровавые ошмётки;

Тяжёлый трёхэтажный мат

С напором прёт из каждой глотки;

Из недр выходит молодых

Здоровый дух пердячим паром;

Удар сменяется ударом;

И каждый витязь с юным жаром

Стремится пиздануть под дых;

Вот недруги сплелись, как братья,

Сжимают мощные объятья,

Гвоздят противника к седлу;

В натуге члены костенеют;

Огнём злым очи пламенеют;

Пот катит градом по еблу;

Трещат кольчуги; и ребятам

Не сахар под двойным захватом -

Слабеют прямо на глазах -

Кому-то пасть, нет больше силы…

Вдруг в мутном свете витязь мой

Увидел прелести Людмилы!

И в тот же миг огонь живой

По жилам быстро пробегает;

Руслан железною рукой,

Вскипев, врага с седла срывает,

Подъемлет, держит над собой,

"Так кто из нас городовой

Японский?!" — грозно вопрошает, -

Так захлебнись своей хуйнёй,

Завистник неразумный мой!" -

И в волны с берега бросает:

Ничто не вечно под луной.

Ты догадался, мой читатель,

С кем бился доблестный Руслан:

То приключений был искатель

На свою жопу, как баран,

Людмилы мрачный обожатель,

Рагдай, защитник киевлян.

Ревнивому поддавшись бреду,

Он шёл соперника по следу