Русский мат. Поэмы XVIII–XXI вв - [8]

Смутил во Греции народ.

Все подданны, любя царевну, прослезились,

А царская родня не менее крушилась.

И сами ей везде искали женихов,

Но всюду женихи страшились

Гневить Венеру и богов;

Что Псиша — царска дочь — ни с кем не уеблася,

И с грусти таковой в народе завелася

Невстаниха, какой еще и не бывало,

От сих времен ебак несчастия начало;

Всех прежде у Царя хуй сделался как лыко,

Потом во всей стране, от мала до велика,

Хуи все лыком стали

И целок не ебали.

Но должно обратить на Душеньку свой взор.

Сошлася вся родня к Царю на царский двор.

Чем кончить зло, не знали,

Все думали, гадали,

Как Душеньке помочь,

Чего был всяк не прочь.

Изделавши совет, все вместе согласились,

Спросить о Душеньке Оракула решились.

Оракулом был дан Царю ответ таков,

Читатель! сам смотри, толков иль бестолков:

"Супруг для Душеньки, назначенный судьбами,

Есть чудо с крыльями, который всех язвит.

Кого копнет в пизду, та в радости забздит.

С предлинною биткой, с широкими мудами.

Когда в веселый час захочет пошутить,

Сам Царь не отойдет, велит его блудить,

И на хуй к кобелю посадит дочь жрецову,

Противиться никто его не смеет слову,

Все блядские дела берет под свой покров.

Никто не избежит ужасных сих оков,

Он молод или стар — закрыто то судьбами,

Почтен между людьми, почтен между богами.

Судьба и боги все определили так:

Сыскать к супругу путь дают особый знак.

Царевну пусть ведут на ту из гор вершину,

Хуй где все растут, пиздами испещренна.

Не знает мир о ней, не знает вся вселенна.

И там ее одну оставят на судьбину,

На радость и на скорбь, на жизнь и на кончину".

Ответ сей сродникам отнюдь не полюбился.

Оракула бранили,

И все судили,

Какой бы был злой дух, на Псишу что ярился?

Мудами все качали,

Все думали-гадали,

И наконец

Царь, Душенькин отец,

Не знав, куда вести, в путь Псише отказал.

Таков ответ Царя царевне невзлюбился.

Давно уже ее пизденочка чесалась,

Не знавши, хуй где взять, мизинцем забавлялась,

От ярости такой и секель шевелился.

Притом сама она была великодушна,

Сама Оракулу хотела быть послушна,

Кто б ни был, где б ни будь,

Желая поскорей пизденку протянуть,

— Живите в счастии, — сказала она им,-

Я вас должна спасти несчастием моим;

Пускай свершается богов бессмертных воля,

Судьба моя меня к тому, знать, так ведет;

Пущай чудовище меня и уебет;

Умру я на хую, моя такая доля. -

Меж тем как Душенька вещала так отцу,

Совет пустился плакать снова,

И слезы тут у всех катились по лицу.

Но в горестнейшем плаче

Никто с Царицею сравниться не возмог..

Она пускала стон и жалобу всех паче,

То, память потеряв, валилась часто с ног,

Венере шиш казала,

Оракула ругала

И с горести пизду до жопы раздирала.

То, секель ущемя Оракулу свой в зубы,

Пиздою мазала ему и нос и губы;

В ругательство ж еще обоссала.

В смятеньи таковом немало пробыла.

Вещала так ему: — Доколь она жива,

Не ставит ни во что Оракула слова,

И что ни для такого чуда

Не пустит дочь оттуда. —

Но хоть она во всю кричала мочь,

Однако, вопреки Амур, судьбы и боги,

Оракул и жрецы, родня, отец и дочь,

Велела сухари готовить для дороги.

Царевна с радости не знала что начать

И снова начала перстом в пизде копать,

Так думая в себе: "Хоть чудо будет еть,

Но он ведь не медведь;

Хоть звери там живут,

Подобных звери там, зверей же и ебут".

И с мыслею такой оставя дом и град,

В дорогу сказан был уж девушки наряд.

Куда, — от всех то было тайно.

Царевна наконец умом

Решила неизвестность в том.

Как все дела свои судом

Она решила обычайно.

Сказала всей родне своей,

Чтоб только в путь ее прилично снарядили

И в колесницу посадили

Без кучера и без возжей.

— Пускай по воле лошадей,

Судьба, — сказала, — будет править,

Найдет счастия иль бед,

Где должно вам меня оставить. -

По таковым ее словам

Недолги были споры там.

Готова колесница.

Садится царска дочь и с нею мать Царица.

Тронулись лошади, не ждав себе уряда.

Везут без поводов,

Везут с двора, везут из града,

И наконец везут из дальних городов;

В сей путь, порожний или дальний,

Устроен был Царем порядок погребальный.

Двенадцать воинов вокруг свечи несли,

Двенадцать девок им в кулак бычка трясли,

Двенадцать человек плачевно воспевали,

Баб столько же у них площиц из муд таскали;

Царевнину несли хрустальную кровать,

На коей Душеньку там будут проебать;.

Двенадцать человек несли ее коклюшки,

Которыми в ночи царевна для игрушки

Изволила копать частехонько в пиздушке.

Потом в наряде шел жрецов усатых полк,

Стихи Оракула несли перед собою.

Тут старший жрец стихам давал народу толк,

И с важным он лицом потряхивал елдою.

Впоследок ехала печальна колесница,

В которой с дочерью сидела мать-Царица;

У ног ее стоял урыльник иль кувшин,

То был плачевный урн, какой старинны греки

Давали в дар, когда прощались с кем навеки.

Потом, спустя штаны, у самой колесницы

Шел Душенькин отец возле своей Царицы;

Царица хуй его в пригоршинах держала,

А Душенька на них от ярости дрожала.

Толпами шел за сим от всех сторон народ,

Желая кончить им счастливо сей поход.

Иные хлипали, другие громко выли,

Не ведая, куда везут и дочь и мать;

Иные в горести по виду тако мнили,

Что Душеньку везут Плутону проебать.

Иные устилали

Пред Псишей путь цветами;

Другие протирали

Жрецам глаза мудами.

И много таковых презреньем их ругали,

За то, что Душеньке они всё к худу предвещали.