Русский Холокост. Истоки и этапы демографической катастрофы в России - [53]

Отец, как старший маркшейдер, делал замеры вынутого грунта, наносил на планшеты, оформлял отчетность. От этой отчетности зависело количество хлеба, выдаваемого заключенным. Обычная норма хлеба 500–600 граммов. Однако, когда приходили новые партии заключенных, приходилось обновлять старый состав. Тогда пайку хлеба уменьшали до 200–250 г в день, и за одну – две недели часть заключенных, находясь на грани, быстро вымирала, освобождая нужные места. Обычная требуемая численность замены – 2–3 тысячи человек. В эти числа трудно поверить. Однако в порту Ванино отправки в Магадан, согласно данным Жигулина, собиралось до 200 тысяч заключенных и имелось порядка 28 особых, хорошо охраняемых зон. Пароходы в Магадан шли один за другим.

8.6. СФОТОГРАФИРУЙ, ВАСЯ…

Однажды выдалось свободное время, и отец отправился поохотиться с ружьем. Преодолев распадок между двумя продолговатыми сопками, он в самом конце вышел на могильник, на котором копошились заключенные под присмотром конвоя. Они разбирали могильник, растаскивали мертвые тела в стороны, разглядывая бирки с номерами на ногах.

Следует отметить, что на Колыме земля в состоянии вечной мерзлоты, мертвые тела в общих могилах не портятся, будучи замороженными. Они и сейчас лежат там, не тронутые временем. Они ждут. Придет человеческое время, и их похоронят по-человечески.

Начальник конвоя был папин знакомый, и отец подошел. Поздоровались. – В чем – дело?

– Да видишь-ли, пришла бумажка на освобождение, а он – не дождался. Видимо, чей-то папаша, 65 лет возрасту. Отхлопотали, да поздно.

В этот момент нужное тело отыскали, проверили номер. Начальник конвоя поднял голое замерзшее тело и обнял его.

«Сфотографируй, Вася!» – предложил он и даже рассмеялся.

Отец знал, что значит сфотографировать подобную жуткую картину.

«Пленка кончилась», – ответил он уклончиво.

Но память сфотографировала. Прошли долгие годы, а эта жуткая фотография сидела в голове у отца, не уходила.

8.7. ИСТОРИЯ АЛЕШИ

В папино маркбюро утром заключенные приносили на носилках безногого очень симпатичного молодого мужчину, вечером уносили его. Его звали Алеша, он обладал редким даром: был способен «на глазок» воспроизводить сложные топографические карты, да так, что точные измерители не обнаруживали ошибок. По причине такого же таланта он мог с помощью акварельных красок и карандашей так нарисовать червонец, что отличить подделку с первого взгляда никому не удавалось.

Его история была такова.

Окончив артиллерийское училище, он получил звание младшего лейтенанта и вместе с военным эшелоном был отправлен на фронт.

На станции родного города эшелон задерживали на 5 часов, и Алеша отпросился повидать родных.

Дома большая коммунальная квартира была почти пуста, всех эвакуировали. Он нашел в одной из комнат соседскую девушку, которая вернулась за документами. С ней Алешу связывала не только дружба, но и первая серьезная любовь. Объятия, слезы, поцелуи, было все. Три часа пролетели, как миг, надо было возвращаться.

На станции Алеша с ужасом узнал, что эшелон ушел. В военной Комендатуре его сразу арестовали как дезертира. Приговор оказался «мягким»: 10 лет лагерей.

На Колыме он подошел к начальнику лагеря с просьбой дать другую телогрейку, морозы за сорок градусов, на одежде одни дыры. Слово за слово. Алеша что-то не так сказал: в холодную, на мерзлый пол, трое суток, после в тюремную больницу – ноги отморожены, ампутация. Такова еще одна судьба человека.

Ему повезло только потом: он попал в теплое помещение, в маркбюро, здесь заключенные были на спецпайке, их подкармливали, здесь была надежда выжить, не то что в лагере, который периодически превращался в конвейер смерти.

Над Алешей не зло подтрунивали другие заключенные: «Не примет тебя твоя».

У Алеши всегда появлялась при этом на лице хорошая, светлая, задумчивая улыбка. «Примет», – говорил он. «Во-первых, уверен, что у нас уже есть и растет ребенок, наш ребенок. Во-вторых, я смогу быть ей опорой. В-третьих, я согласен жить в конуре, как верная безмолвная собака, лишь бы быть рядом и охранять ее».

Вера, надежда, любовь? А что же еще!

8.8. «СЕРПАНТИНКА». ЗАБЫТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМНИТЬ!

Если ехать с прииска «Водопьянов» на пос. Атку, дорога идет вдоль сопок, иногда образуя серпантинные (змеиные) изгибы. На одном из таких изгибов есть небольшое ответвление дороги в сторону ложбины. Метров через 200 виден высокий забор, переплетенный сланником, и глухие ворота для въезда грузовиков. В сторону этих ворот те, кто ехал по трассе, и поглядывать-то боялись. Это было известное расстрельное место «Серпантинка», куда привозили на расстрел осужденных по статье ЧС (члены семьи). В основном это были женщины и дети, в том числе и малые дети. Женщины, как правило, имели опрятную одежду, некоторые были в дорогих шубах, из чего следовало, что это были жены деятелей с высоким положением. Они проходили в народной молве по общей мерке как жены троцкистов.

Почему их привозили из центральных городов России умирать так далеко и в таком количестве (расстрелы временами шли каждый день) – малопонятно. Вероятнее всего, это было продиктовано соображением загнать в самые глухие места эту непонятную, бесчеловечную жестокость, превосходящую по своим размерам самые жуткие из известных случаев жестокости.