Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - [96]

.

После богатых командировками русских студентов 1760-х гг. в Гёттингене наступил некоторый перерыв, и в 1770-е гг. большинство студентов, приехавших сюда из России, имели немецкое происхождение. В последующее десятилетие здесь вновь появляются представители русской аристократии, как бы перенимая эстафету предпочтений, которая раньше принадлежала Лейдену и Страсбургу. К тому же, научная слава университета привлекала те русские семьи, в которых высоко ценилось получение именно научных знаний, а не светского воспитания. Так, среди русских студентов-дворян в Гёттингене в 1780—1790-х гг. мы встречаем Василия Адодурова, сына куратора Московского университета, трех братьев Татищевых (возможно, родственников историка), барона Григория Александровича Демидова, сына старшего из упоминавшихся выше братьев Демидовых, впоследствии гофмейстера и мецената, наконец, двух графов Василия Мусина-Пушкина и Петра Разумовского, последний из которых был старшим сыном графа Алексея Кирилловича Разумовского, сознательно выбравшим для его воспитания пребывание в ученой среде университета. По-видимому, многие из этих студентов участвовали в занятиях русской историей с профессором Шлёцером, хотя конкретных свидетельств об этом сохранилось не так много: Шлёцер упоминал в письмах в Петербург русских студентов в связи с какими-то обстоятельствами, при которых требовалась его помощь. Так, студент из Петербурга Христиан Берг (учился в 1770–1776 гг. на медицинском факультете) попал в затруднительное, но весьма распространенное в немецких университетских городах положение, когда одна из городских семей требовала от него через университетский суд уплаты долгов и признания отцовства двух незаконнорожденных детей. Шлёцер защищал интересы Берга по просьбе его родителей перед лицом проректора университета[407]. Барон Г. А. Демидов, приехав в мае 1788 г. в Гёттинген, не имея наставника, около года пытался беспорядочно слушать лекции, после чего Шлёцер составил для него учебный план на летний семестр 1789 г. и сам занимался с ним русской историей[408].

В 1785 г. Академия наук вновь направила в Гёттингенский университет четырех студентов для обучения физико-математическим и естественным наукам. Студенты должны были учиться: Яков Захаров — химии, Алексей Кононов — естественной истории, Григорий Павлов — астрономии, Василий Севергин — минералогии. Наблюдение за их прилежанием осуществлял доктор права Ф. К. Вилих. Инструкция, составленная академиками, среди которых уже были выпускники немецких университетов И. И. Лепехин, Н. П. Соколов, П. И. Иноходцев, поощряла широту и разносторонность в занятиях студентов, предоставляла им разумную свободу в расходовании средств. При этом ежегодное содержание, назначенное студентам, составляло как и раньше 300 рублей, что явно не учитывало происходившей в это время в России инфляции и падения курса рубля относительно европейских валют. В результате уже на первых порах студенты столкнулись в Гёттингене с «дороговизной». Тем не менее, с осени 1785 г. они успешно приступили к занятиям, где их руководителями были уже получившие европейскую известность профессора А. Г. Кестнер — по математике, Г. Лихтенберг — по физике, И. Ф. Гмелин — по химии, И. Бекман — по технологии (академические студенты одними из первых в России получали в Гёттингене представления об этом новом в европейской науке предмете), И. Ф. Блуменбах — по естественной истории и др. Помимо этих профессоров, с похвалой о занятиях студентов отзывался и Шлёцер, лекции которого по русской истории и статистике они также посещали. Особенно выделял Шлёцер Захарова, в отношении которого ученый даже выступил с ходатайством перед Академией наук, чтобы тому изменили инструкцию и разрешили сделать основным предметом занятий «историко-политико-экономические науки», в которых Захаров «выказывал истинный талант».

Однако главным препятствием для продолжения успешного хода учебы и в этой командировке было неурегулированное финансовое положение. Помимо высоких цен студентам пришлось переносить и хронические затяжки с выплатой содержания. Денег не хватало не только для оплаты лекций и покупки книг, но порой и на жизнь: в отчете осенью 1787 г. студенты сообщали, что Захаров уже два месяца лежал в тяжелой лихорадке, не в состоянии вызвать врача. Павлову из-за долгов грозила тюрьма.

Несмотря на такие условия, видимо, сам дух университета, питаемый бескорыстными стремлениями к научным занятиям, способствовал особенным успехам студентов во время этой командировки. Так, больших достижений добился Захаров, ученик Гмелина и Бекмана, представивший в Петербург одно из первых в русской науке сочинений по технологической химии. Своими учениками, Кононовым и Севергиным, были довольны профессора Кестнер, Лихтенберг и Блуменбах, сообщавшие в Академию наук свои похвальные отзывы. Экзамен, который два последних студента сдали после возвращения в Петербург в марте 1789 г., показал их достойными званий адъюнктов. Захаров же просил у Академии еще один год пребывания в Гёттингене и, несмотря на то, что соответствующее разрешение им не было получено, провел там еще два семестра, а в мае 1790 г. также был избран адъюнктом. Все трое — Кононов, Севергин и Захаров — впоследствии стали академиками (затерялись следы лишь Григория Павлова, который, по-видимому, не вернулся в Россию)