Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - [95]

Студенты же историки продолжали свою учебу в университете, и вновь под руководством Шлёцера, который в сентябре 1767 г. добился в Петербурге очередного отпуска и выехал в Гёттинген, не предполагая больше вернуться в Россию. Студентов он обучал теперь практическим приемам работы с историческими источниками, его собственным методам «критики источника». Светов пробыл в университете до конца лета 1768 г., а Венедиктов по рекомендации Шлёцера остался в Гёттингене на год больше, до сентября 1769 г. (в последних семестрах он дополнительно слушал лекции по церковной истории, естественному праву, статистике и философии). Однако надежды на создание самостоятельной научной школы русских историков, которые Шлёцер возлагал на них, Венедиктов и Светов не оправдали. Первый из них умер от туберкулеза спустя два года после возвращения в Россию, не успев оставить заметных трудов, а второй служил при Академии наук переводчиком и учителем русского языка в гимназии, перевел несколько важных в учебном и научном отношении трудов немецких ученых, но самостоятельных исторических работ не имел[402].

О становлении научных связей между Гёттингеном и Россией в 1760-е гг. говорит также пребывание в Петербурге в это время трех гёттингенских профессоров — физика и экономиста И. Бекмана (в России в 1763–1766 гг., позднее член Вольного экономического общества), И. М. Ловица, приглашенного Академией наук в качестве астронома и геодезиста, который в сопровождении только что вернувшегося из Гёттингена Иноходцева участвовал в работах по прокладыванию русла Волго-Донского канала и был там убит пугачевцами, а также А. Ф. Бюшинга, известного географа, который в 1761–1765 гг. заведовал протестантской немецкой школой в Санкт-Петербурге. Многие из выпускников этой школы, дети лютеранских пасторов, служивших в России, видимо, не без влияния Бюшинга, отправились затем на учебу в Гёттинген, где их имена обнаруживаются в университетских матрикулах[403]?.

Наконец, в августе 1766 г. в Гёттинген прибыла группа из пяти студентов, назначенных Синодом по предписанию Екатерины II учиться богословию (таким образом, считая приехавшего сюда из Страсбурга в том же году Поленова, в 1766–1767 гг. в Гёттингене было десять «чисто» русских студентов, не говоря уже о русских немцах — по этому поводу Шлёцер писал об образовавшемся здесь впервые «русском землячестве»). Получая широкое образование, посланцы Синода слушали не только лекции профессоров богословия, но и таких ученых, как Михаэлис (восточные языки), Гейне, Бекман, Кестнер и др.[404] В январе 1770 г. подававший большие надежды студент Александр Смирнов скончался и был похоронен в Гёттингене. За счет университета ему был поставлен памятник, а надгробная речь проректора Г. Л. Бемера, в которой тот говорил о сделанных Смирновым успехах в изучении древних языков, «кротком поведении» и других превосходных качествах характера, была опубликована[405].

Серьезных успехов в Гёттингене добился студент Дмитрий Семенов (Руднев). Как и Мина Исаев в Лейдене, Семенов выполнял в Гёттингене обязанности инспектора студентов и одновременно сам учился. На момент отправки ему уже было около тридцати лет, и по окончании Московской академии несколько лет он успел прослужить учителем в крутицкой семинарии, откуда по собственной просьбе был включен в число студентов богословия, назначенных к отправке в Европу. В Гёттингене Семенов активно занимался историей, филологией, древними языками. Ученик Гейне и Шлёцера, он подготовил здесь диссертацию «О следах славянского языка у писателей греческих и латинских» (не сохранилась). В последние годы учебы он особенно сблизился с профессором всеобщей истории и дипломатики И. К. Гаттерером, в доме которого квартировал и которого сам обучал русскому языку (что лишний раз свидетельствовало о характерном для гёттингенских ученых повышенном внимании к России).

Дмитрий Семенов, Петр Розанов и Егор Андреевский вернулись в Россию, закончив обучение, в апреле 1773 г. (последний студент Дмитрий Новиков задержался в Германии из-за болезни и прибыл чуть позже). Синодальная комиссия, которая должна была решать вопрос о дальнейшей судьбе студентов и в частности рассматривала возможность открытия богословского факультета в Москве, нашла познания всех четверых достаточными, особенно же выделила Семенова и Розанова. В 1774 г. они были определены преподавателями Московской академии, а студент Андреевский — учителем в Новгородскую семинарию (долго болевший Новиков, не дождавшись своего назначения, умер в Александро-Невской лавре).

Из студентов богословия, учившихся по инициативе Екатерины II за границей, особого упоминания достойна, конечно, дальнейшая судьба Дмитрия Семенова (Руднева), в которой отразились все лучшие надежды на развитие ученого богословия в России, возлагавшиеся на эту поездку. Поступив в Московскую академию с прекрасными отзывами о своих успехах, Семенов уже на следующий, 1775 г. был назначен префектом академии и профессором философии. Тогда же он постригся в монахи под именем Дамаскина, что открывало ему возможности занятия высших ученых должностей в церковной иерархии. В мае 1778 г. Дамаскин в сане архимандрита был назначен ректором Московской академии и пробыл на этом посту пять лет. Главные его усилия здесь были направлены на улучшения преподавания, «освобождения академической науки от уз схоластики». Ректор сам активно читал лекции, по воскресеньям толковал перед студентами Священное писание в богословской аудитории, обучал желающих немецкому языку, значительно расширил библиотеку Академии, регулярно проводил диспуты и академические собрания. Его просветительская деятельность была широко известна в Москве, где Дамаскин был избран членом Вольного Российского Собрания при Московском университете, а еще раньше Гёттингенское ученое общество избрало его своим членом-корреспондентом. В 1782 г. Дамаскин был назначен на кафедру викария Московской епархии, епископа Севского, а еще через год возглавил другую епархию в Нижнем Новгороде. Во время своего епископского служения, Дамаскин проявлял внимание к уровню образованности священников, которых сам испытывал в знаниях, улучшил местную семинарию. Кроме того, к наследию Дамаскина принадлежат его ученые труды: вышедшие в Германии переводы сочинений русских архиепископов Феофана Прокоповича и Платона (Левшина), библиографический свод «Библиотека Российская», содержащий много важных сведений по истории русской литературы, а также выполненное на высоком уровне издание собрания сочинений М. В. Ломоносова, в биографии которого издатель мог усмотреть некоторые черты, родственные его собственной судьбе. Признавая научные заслуги епископа Дамаскина, Петербургская академия наук избрала его в конце жизни своим почетным членом