Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - [94]

Намеченная Шлёцером программа учебы была обширной и давала русским студентам возможность заниматься у всех ведущих гёттингенских профессоров того времени. Венедиктову и Светову Шлёцер рекомендовал курсы лекций профессоров И. К. Гаттерера, И. С. Пюттера, И. Ф. Муррая, И. Бекмана, Г. К. Гамбергера. Тем самым, основными предметами их занятий должны были стать, помимо истории, политическая экономия и статистика, современное европейское право. Студенты-математики должны были слушать ведущего в этой области немецкого специалиста А. Г. Кестнера, а кроме него — лекции по экспериментальной физике у C. X. Гольмана, геометрии у Мейстера и истории у И. Ф. Муррая[395].

Обучение в Гёттингене для русских студентов не сводилось только к лекциям. По приглашению Шлёцера, который следовал инструкции Академии наук, в их доме поселился репетитор (молодой доктор X. Вестфельд, экономист и минералог), который давал им уроки немецкого языка, читал немецких поэтов и кроме того постоянно общался с ними по-немецки. С ним же студенты приступили к совершенствованию в латинском языке и обучению греческому, что естественным образом привело их в дом знаменитого филолога X. Г. Гейне, семинары которого по древним языкам были известны широко за пределами Гёттингена и посещались не только теми, кто решил специализироваться по истории античности, но и другими любителями наук. Вообще, общение студентов с гёттингенскими профессорами являлось более близким, чем во многих других университетах: так, А. Г. Кестнер пригласил занимающихся у него Иноходцева и Юдина посещать его для частных бесед по всем интересующим их научным вопросам, которые потребуют более подробного объяснения, а в итоговом аттестате выражал восхищение, что студенты кроме посещения лекций стремились «добровольно расширить круг научных работ»[396]. Шлёцер сам так оценивал свой вклад в установление дружественных отношений местных профессоров с русскими студентами: «Я сумел внушить идею, что они — не просто люди из страны, откуда до сих пор в Гёттинген не приезжал ни один экипаж, но что они — ученики Академии, и если их учеба получит успех, то при необыкновенной заботе нашей великой монархини о том, чтобы взрастить новые поколения среди своего народа, без сомнения за ними последуют и другие»[397].

В конце февраля 1766 г. Шлёцер, отлучавшийся на некоторое время по поручениям Академии наук из Гёттингена, вернулся и, не найдя у своих питомцев тех успехов, которых ожидал, решил сам вплотную заняться их образованием: жил с ними в одном доме, руководил учебой и «все дни не спускал с них глаза»[398]. Результат своего труда он смог увидеть уже в мае того же года, когда сообщал в Петербург, что «оба историка, которые приехали сюда с запасом школьных знаний, не больших, чем у немецкого мальчика десяти лет, тем не менее чрезвычайно продвинулись: они уже могут с пониманием слушать все лекции, и даже Венедиктов, который еще в августе не знал ни одного немецкого слова, теперь может полностью объясняться»[399]. В это же время Шлёцер непосредственно подключил студентов к своим историческим трудам: Василий Светов помогал ему в работе над введением к «Опыту изучения русских летописей». Сохранившиеся письма Светова родителям говорили о его большой загруженности занятиями, проявлениях усталости и тоски по родине[400]. Однако уже в июле 1766 г. Шлёцеру пришлось выехать обратно в Петербург, а студенты перешли на попечение к профессору истории и философии И. Ф. Мурраю.

О бытовых условиях жизни русских студентов в Гёттингене подробно рассказывают полугодовые финансовые отчеты, представляемые ими в Академию наук (по предложению Шлёцера, с начала 1766 г. все денежные расходы были вверены самим студентам, которые, однако, должны были тщательно фиксировать их в специальной ведомости). По словам студентов, положенным им окладом в 250 рублей в год «не без нужды себя содержать можно». В Гёттингене питание было «нарочито недешевым», особенно же дорого стоили хорошие книги и лекции, из которых по математике они вынуждены были заниматься privatissime «за неимением здесь охотников»[401]. Представивший в Петербурге эти отчеты Шлёцер, объяснив, что по его мнению Гёттинген — самый дорогой из университетов Германии, добился увеличения с 1767 г. жалования студентам до 300 рублей в год, тем более, что столько уже получали находившиеся в тот момент в Страсбурге Поленов и Лепехин (здесь опять напрашивается сравнение с положением дворянских студентов в Лейпциге, которые получали по 800, а потом 1000 рублей в год, и тем не менее, из-за воровства Бокума, находились в бедственных условиях).

Из гёттингенских ученых, помимо Шлёцера и Муррая, наибольшее влияние на студентов-математиков оказал А. Г. Кестнер. Еще в Петербурге Иноходцев выполнил перевод его статьи «Похвала астрономии» и теперь в Гёттингене под влиянием профессора именно астрономию избрал своей окончательной специальностью. Вернувшись в Петербург в июне 1767 г., Иноходцев, сдав экзамен и представив научную работу «Геодезическое сочинение об уровне мест», был избран адъюнктом Академии наук (а впоследствии достиг звания ординарного академика). Много надежд подавал и Юдин, но спустя год по возвращении из Германии он скончался.