Русские сказания - [35]

Позже, задумавшись над символическим значением этих ряженых, мы нашли, что первый из них персонифицировал Велеса. Его две сумы об этом говорят, ибо в первой из них Велес носил блага материальные, а во второй духовные: счастье, удачу, таланты. Второй был персонификацией Дажьба, на что указывали колосья и белая свитка, как и белые волосы, борода, ибо он был Дедом славянским. Третий, с веткой в листьях, изображал собой Купалу, ибо у него была зелень. О том же говорили его слова о «клечеве зеленом», зеленых ветвях, которыми украшались хаты на Троицу. За ним был, вероятно, Ладо и, наконец, Дед был изображением самого Сварога. Так, значит, все эти ряженые были изображением прежних богов. Все они и назывались Колядниками. Вся же их компания носила имя Коляды. Таким образом, Коляду можно понимать как всех богов. Однако был на Рождество и персональный Коляда, он был одет в черный кожух и катил зажженное колесо. Для этого колесо обматывали соломой, смолили и зажигали, пуская его катиться по снегу.

Разница, таким образом, между ряжеными на Севере и на Юге была большая: пока первые только развлекали людей, вторые изображали божества прошлого.

То, что все это происходило еще рано утром, даже до света, указывало на некую традицию давнего прошлого. Тем более что один из них говорил всем: «А не пора ли скотину будить?» На что остальные хором отвечали: «Та вжеж пора, боярин, бо заре грае!»

ПРОЦЕССИЯ ПО МЕЖАМ

После того как ряженые Юга России поздравили всех, они собирались на площади, где им торжественно вручал старейший в селе дед колядино колесо, хорошо осмоленное, обмотанное соломой и еще раз осмоленное. Ряженый в кожухе, шерстью наружу, принимал его, втыкал во втулку загнутый конец длинной палки, и все эти персонажи шли на межи, за село, по полям, занесенным снегом, причем Колядино Колесо катилось впереди, через сугробы, оставляя колесный след. То был символ грядущего лета. Медленно двигались фигуры уходящих, все дальше и дальше, помахивая палками и становясь все меньше, меньше, еле заметными точками. Казалось, Старый Год уходил. В это время на площади шло приготовление: мальчишки катали Бабу-Зиму, сооружали вокруг нее площадку с изгородью из скатанного снега, а из деревни ехали сани соломы, которую мужики сбрасывали на образовавшуюся площадку, и следом ехали сани, груженные сеном, которое тоже складывали на солому, мешая с ней. В это время парни и девчата с гармонией и песнями начинали плясать вокруг. Веселье длилось до самого обеда, причем приходили с ведрами вареников бабы и раздавали всем желающим. Некоторые приносили блины, пирожки, которые тут же гулявшие разбирали и съедали, высказывая пожелания, чтоб «и в Новом Году творог такой же сладкий был!», «Чтоб и в Новом Году такие добрые вареники были!», «А в нашем селе добрая страва, селу слава!»

Все это делалось весело, с учтивостью, с поклонами, точно по старому тексту. Дети знали заранее об этом торжественном действии и нетерпеливо ждали, криками возвещая: «Идут! Идут! Все идут обратно!» Однако как только процессия по межам приходила на площадь, к Зиме-Бабе, все шли домой на обед. Часа в три пополудни торжества возобновлялись. Во-первых, являлись все персонажи, как они были до начала процессии, и тот, кто изображал Велеса, катил со своего двора Колядино Колесо к Зиме-Бабе. За ним шли остальные, а за ряжеными ехали сани с бочкой браги-Суряницы. Возле Зимы-Бабы все пили ковш пенистой браги, потом старейший дед в деревне обращался к ряженым: «Пора Зиму кончать!» Тогда заводили песни, посвященные обряду, и по знаку, данному дедом, зажигали солому с сеном, наваленным вокруг Бабы. Пожарище поднималось большое, приветствуемое радостными криками, а сама Зима начинала таять, валиться на бок, оседать и всякое ее движение служило поводом для взрыва смеха, для шуток толпы. От Огнища зажигали Колядино Колесо и затем с криком-гиком, шумом катили его по заснеженным дорогам, по деревне, за деревней, пока огонь не погасал и Колядино Колесо не проехало по всем дорогам. После того «прогоняли Зиму», т. е. катались на санях, стреляя за деревней из охотничьих ружей, стуча киями по заборам, били колотушки, железные ведра, стучали в кубышки, вообще шумели. Приходившие в тот день говорили хозяину с хозяйкой: «Дай Бог добра да ладу в доме!» «Лад», конечно, понимался только как порядок, но вначале, в старые времена, то были празднества, посвященные Ладо с Ладой, и потому детские Новогодние Колядки носили название щедривок, ибо Лада была любимой богиней язычников и считалась богиней Щедрой, дающей добро, а потому и день был Щедрым, и вечер тоже был Щедрым Вечером. Характерно, что в песнях про христианских святых или Христа и Божью Мать не говорилось ни слова, о них пели, поминая Рождество, дети на заре до света. На площади пели про Зиму, что «пора ей растекаться, от нас убираться! Уходи, Зима, исчезай сама, попускай поля, присылай журавля!» А когда Зима-Баба горит, пели: «Гори, Огне, ясно, гляди, чтоб не гасло! Побудь, Огне, с нами, пора Зиме в яму!» Содержание этой песни изобилует названиями из «Риг-Веды»: «Ясна», «Яма», «Огне» (Агни). По всей их форме, эти празднества были чрезвычайно древними, и участники их к ним готовились, заучивая под руководством старых дедов слова и действия.