Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации - [106]

Объектом анализа стали сочинения шести бухарских авторов, которых объединяет то, что они принадлежали к элите Бухарского эмирата, отличались широким кругозором и хорошим слогом, что делает их труды не только ценными, но и легко читаемыми источниками. Вместе с тем они принадлежали к разным социальным и политическим кругам и, соответственно, по-разному оценивали деятельность российских властей в Бухарском эмирате.

Ахмад Дониш (1827–1897) был высокопоставленным сановником бухарских эмиров, но вместе с тем и мыслителем, придерживавшимся просветительских взглядов. В связи с этим он нередко открыто критиковал действия бухарских властей, сравнивая их с политикой Российской империи. Будучи патриотом своей страны, Дониш поначалу воспринял установление протектората над Бухарой как трагедию, однако со временем увидел немало положительного во влиянии России на эмират. Этот подход нашел отражение в произведении «История мангитской династии», представляющем собой часть его незавершенного «Исторического трактата». Сочинение представляет большую ценность для анализа, поскольку Дониш был свидетелем описываемых им событий, принимал участие и в выработке политических решений эмирата, непосредственно взаимодействовал с высокопоставленными российскими представителями властей — как региональных (туркестанских), так и центральных, поскольку трижды побывал в Санкт-Петербурге в качестве секретаря бухарского посольства.

Мирза Абдал’Азим Сами (ок. 1838 — ок. 1914), подобно Ахмаду Донишу, был бухарским сановником, занимая пост мунши (секретаря) эмира. Соответственно, он также имел возможность лично участвовать в важных политических событиях, в том числе и в сфере русско-бухарских отношений. Однако в начале XX в. он по какой-то причине был удален от двора и, вероятно, именно это повлекло критическую оценку деятельности бухарских властей в составленной им «Истории мангытских государей». Правда, в отличие от Дониша, Сами не склонен превозносить российскую политику в Бухаре — напротив, на страницах своего произведения он неоднократно выражал надежду на восстановление независимости эмирата.

Мирза Салимбек (1848–1930), потомственный бухарский сановник, последовательно занимал ряд высоких постов: секретаря при эмире Музаффаре, бека Чарджуя при его сыне и преемнике Абдул-Ахаде и, наконец, верховного зякетчи (фактически министра финансов) при последнем эмире Алим-хане. Его воспоминания под названием «Тарих-и Салими» (т. е. «История Салима») были написаны уже под конец карьеры в 1917–1920 гг. и, в отличие от записок Дониша и Сами, отражают крайне консервативные взгляды автора и его безусловную лояльность бухарским правителям — тем большую, что писал он свои мемуары без намерения опубликовать их и тем самым добиться от правителя каких-то дополнительных благ. Он крайне негативно относится к деятельности «неверных» российских властей в Бухарском эмирате и, соответственно, резко осуждает любые попытки преобразований, предпринимавшиеся местными реформаторами под влиянием России. Тем не менее, как мы покажем ниже, он сам сумел приноровиться к новым политико-правовым реалиям и даже извлекать выгоду из отношений с русским чиновничеством.

Мухаммад Шариф Садр-и Зийа (1867–1932) также принадлежал к сановной элите эмирата, некоторое время в 1917 г. занимая даже должность главного кадия (верховного судьи) эмирата. Его взгляды представляют собой нечто среднее между позициями Азмада Дониша и Абдал’Азима Сами, с одной стороны, и Мирзы Салимбека — с другой: демонстрируя лояльность к эмиру, он вместе с тем осознавал необходимость преобразований и в начале XX в. оказывал покровительство бухарским реформаторам-джадидам. Взгляды Мухаммада Шарифа нашли отражение в его «Рузнома» («Дневнике»).

Садриддин Айни (1878–1954) выдающийся таджикский советский просветитель и писатель, в конце XIX — начале XX в. был приверженцем движения джадидов, считавших своим вдохновителем Ахмада Дониша [Рзаев, Ташкулов, 1990, с. 67; Becker, 2004, р. 159; Grassi, 2015]. В отличие от вышеперечисленных авторов, он не занимал государственных постов и принадлежал, таким образом, не к сановной, а к интеллектуальной элите Бухарского эмирата. Это нашло отражение в его произведениях — «Воспоминаниях» и «Истории мангытских эмиров», в которых важные политические события он описывает не в качестве очевидца, а по рассказам других лиц (в том числе и До-ниша). Вместе с тем в его записках приводится немало конкретных фактов российского влияния на правовую жизнь Бухарского эмирата, которое он оценивает с точки зрения обычных местных жителей, тем более, что многие конкретные примеры правоотношений в новых условиях он приводит из личного опыта или со слов своих близких знакомых. Впрочем, нельзя не принимать во внимание, что анализируемые сочинения Айни были написаны им уже в советский период, так что, вполне возможно, он несколько преувеличил положительный характер российского влияния в Бухаре в дореволюционный период по сравнению с тем, как он мог его оценивать непосредственно на рубеже XIX–XX вв.[126]

Наконец, последний из авторов, анализируемых нами сочинений, Абдурауф Фитрат (1886–1938), как и Айни, относится к интеллектуальной, а не к сановной элите, поскольку происходил из купеческой семьи, а потом предпочел заняться научной и общественной деятельностью. Его публицистическое произведение «Рассказы индийского путешественника (Бухара как она есть)» является своего рода «популярным изложением» программы бухарских реформаторов-джадидов. Фитрат однозначно одобряет многие направления политики российских властей в Бухаре (неслучайно русский перевод его произведения был опубликован в 1913 г. в российском Самарканде), что представляется весьма показательным, учитывая, что автор провел несколько лет в Турции и, соответственно, должен был бы в большей степени выступать сторонником реформ не по российскому, а по младотурецкому пути.