Родник счастья - [41]

— Вы забываете, что отец очень долго болел. Мы с Питером работали вдвоем целых два года и прекрасно справлялись. Мы будем делать то, что и раньше.

— Не обижайтесь, но, по-моему, вы чересчур самонадеянны. Прежде всего у вашего отца была голова на плечах. Без него вам не удастся завершить то, что он начал. Это во-первых. Во-вторых, этой весной у вас… у вас с вашим братом был хороший помощник. Не забывайте о Леви Кентрелле.

— Мистер Кентрелл просто наемный работник. Найдем другого.

— Сразу видно, что вы ничего не смыслите. — Лоувелл фыркнул. — Таких людей, как Кентрелл, на свете немного.

— Да? — Никки не сумела сдержать насмешливую нотку. — А вы что, хорошо его знаете?

Лоувелл почувствовал, что нашел уязвимое место, и постарался упрочить свое преимущество:

— За бутылкой о человеке можно узнать очень много. Мы с мистером Кентреллом однажды хорошо посидели в салуне. Я предложил ему наняться ко мне.

Никки словно ткнули кулаком под дых.

— Наняться к вам? — прошептала она.

Увидев ее беспомощное лицо, Герман Лоувелл почти смягчился. Она так похожа на женщину, которую он когда-то любил!

— Нам не удалось сговориться, но он, похоже, последовал моему совету.

— Совету?

Лоувелл кивнул.

— Я намекнул ему, что во время войны за пастбища небезопасно находиться на стороне побежденных, и посоветовал вовремя убраться, если запахнет жареным.

Эмили вовремя наступила ей на ногу, а то бы Никки не сдержалась. Она напомнила себе, как важно показать, что ее это не волнует, небрежно отхлебнула кофе и подняла взгляд на Германа Лоувелла.

— Честно говоря, я не вижу связи между тем, почему уехал Леви, и вашими намерениями купить это ранчо. В любом случае мы не собираемся его продавать.

Никки держалась уверенно и непринужденно, но, Боже, как же ей было больно! А она-то думала, что ничто не может ранить ее сильнее, чем тописьмо Леви. Как же она ошибалась! И тутгде-то в глубине ее души пробудилась лютая ярость. Она выпрямилась и стиснула зубы.

Значит, Леви Кентрелл бросил ее оттого, что испугался какой-то туманной угрозы влиятельного человека? Ну и подумаешь! Она в нем никогда не нуждалась. Жалеть себя? Она не может позволить себе такой роскоши. И вообще некогда сейчас думать о Леви — нужно собраться с мыслями. Она решительно выкинула его из головы.

Герман Лоувелл был уверен, что нащупал слабое место, и не собирался упускать удачу.

— Без него вам вряд ли удастся поддерживать все в прежнем состоянии.

Никки аккуратно поставила чашечку на стол и посмотрела ему в глаза.

— Удастся нам или не удастся, это наша забота, а не ваша.

— Да? Вы уверены? — Он огляделся. — Мне всегда казалось, что вы живете немного не по средствам.

— На что это вы намекаете? — Никки нахмурилась.

— У меня постоянно кто-то ворует скот.

— И вы думаете, что это наших рук дело? — Никки готова была вспыхнуть, но она не успела ответить Лоувеллу: Питер знаками привлек ее внимание.

— Питер просит перевести вам, — сказала Никки и, не особенно стараясь скрыть свое дурное расположение духа, начала переводить: — «Я знаю, почему вы говорите, будто мы воруем ваш скот. Когда у вас пропадает корова, подозрение, прежде всего должно пасть на нас, ведь мы ваши ближайшие соседи. Именно поэтому мы никогда не смогли бы воровать у вас скот: мы первые, у кого вы станете искать пропажу. Стадо у нас небольшое, так что если появятся лишние телята, это сразу будет видно, а корову со сведенным клеймом спрятать вообще невозможно. Мы не смогли бы даже заколоть ее и продать мясо: у вас ведь достаточно людей, чтобы следить за нами днем и ночью. Нам некуда было бы девать ворованное, и мы не так глупы, чтобы попытаться это сделать. Я считаю, что вы это прекрасно знаете, и…»

— Питер! — Никки негодующе посмотрела на Питера и замотала головой. Она, очевидно, не хотела переводить его последние слова. А Питер упрямо настаивал, чтобы она перевела. Он с самым решительным видом повторял один и тот же жест: дотрагивался указательным пальцем до подбородка, вертел им и указывал на Германа Лоувелла.

— Ох, ну ладно. — Никки снова повернулась к Лоувеллу. Лицо у нее было красное как маков цвет. — Он считает, что вы прекрасно знаете, что мы у вас скот не воруем, а просто нарочно стараетесь вывести меня из себя.

Лишь благодаря многолетней привычке скрывать свои мысли Герману Лоувеллу удалось не показать, как он был потрясен. Глухарь прекрасно разгадал его намерения. Лоувелл обнаружил, что он недооценил своих противников. Он вздохнул.

— Послушайте, Никки, мне не хочется доставлять вам неприятности, но мой скот нуждается в водопое. Все пруды, кроме двух, пересохли, три из пяти ручьев тоже, и один из двух оставшихся долго не протянет. А в Ивовом ручье воды вдвое меньше обычного, да еще вы отводите воду на поля.

Никки с трудом сдержалась:

— Папа отвел воду из Ивового ручья четыре года назад. Мы берем только то, что нам принадлежит. На самом деле мы имеем право брать и больше. Я могу показать вам документы.

Герман Лоувелл стукнул кулаком по столу.

— Да плевать я хотел на ваши бумажки! Я двадцать лет поил своих коров из этого ручья, а теперь он вдруг ваш? У меня две тысячи голов скота, и я не допущу, чтоб они передохли от жажды из-за каких-то паршивых бумажонок!