Родник счастья - [40]

Но сама Никки не торопилась. Ничего, подождет. Тетя Эмили спокойно может поддерживать беседу часами, а Никки нужно поразмыслить. Первый раз в жизни она решила обдумать свои действия, прежде чем броситься навстречу опасности.

Важно дать Герману Лоувеллу понять, что их не запугаешь и уезжать они не собираются. Но как же это сделать? Если она начнет задираться, это будет выглядеть по-детски. Угрозы на таких, как он, не действуют.

Помнится, Леви тогда сказал ей — перед тем, как в первый раз поцеловать… Он, конечно, злился на нее, но в его словах была и доля правды: «Ну почему ты не можешь вести себя как взрослая женщина? Может, тогда и люди начали бы обращаться с тобой как со взрослой». А как ведут себя женщины? Никки тут же представила себе свою матушку в соблазнительной позе, с призывной улыбочкой. Ее передернуло. Да, Саманта пользовалась этим, и с большим успехом, но Никки ни за что на свете не стала бы вести себя так, даже если бы и умела.

Но тут ей пришла на ум тетя Эмили. Она всегда спокойна, всегда любезна, но при этом в любом положении оказывается на высоте. Она ни в каких обстоятельствах не теряет головы, и это ее выручает. Ведь когда она приехала, Никки готова была встретить ее в штыки — а не вышло: тетя Эмили этого просто не допустила. Конечно, такое поведение было не менее чуждо Никки, чем ужимки Саманты, но она все же решила попробовать. А вдруг получится?

Так и вышло, что через несколько минут в дом вошла весьма учтивая юная леди, исполненная самообладания и достоинства. Она повесила шляпу на стену и радушно улыбнулась гостю.

— Как вы любезны, что зашли к нам, мистер Лоувелл, — сказала она, подойдя к столу и протянув ему руку. — Аманда тоже с вами?

Лоувеллу ничего не оставалось, как встать и пожать ей руку.

— Нет, моя дочь с утра поехала в город.

— Какая жалость! Она так и не побывала у меня с тех пор, как вернулась домой. — Никки уселась подле своей тетушки и кивнула мистеру Лоувеллу настул: — Садитесь, пожалуйста, мистер Лоувелл.

Никки с удовлетворением осознала, что успешно навязала Лоувеллу роль обычного визитера. Похоже, власть женщины — действительно нечто реальное.

— Как хорошо, что мистер Лафтон находит время сопровождать Аманду в город! — произнесла она все в том же толе светской беседы.

— Он уехал на той неделе.

— Да? Как обидно. Такой приятный молодой человек…

Лоувелл помрачнел.

— А толку от него как быку от титек, — брякнул он и тут же побагровел: — Ох, простите, леди…

Никки едва не расхохоталась, глядя на его смущенную физиономию, но сдержалась. А все-таки приятно было полюбоваться, как его уши наливаются краской.

— Еще кофе, мистер Лоувелл?

— Нет, спасибо… — он начал проявлять нетерпение. — Никки… мисс Чендлер, я к вам не со светским визитом. Я пришел по делу, и у меня не так много времени, так что…

— Простите, мистер Лоувелл, но если вы намерены говорить о делах, нам придется подождать моего брата Питера.

— Питера? Это глухаря-то?

— Не глухаря, а моего брата Питера. Вы не беспокойтесь, я уже послала за ним Лиану. Он сейчас будет.

Надо было видеть изумленное лицо Германа Лоувелла!

— Господи! Саманта никогда не говорила мне, что он ее сын!

Глаза у Никки вспыхнули от гнева:

— Разумеется! А почему вы считаете, что вы должны знать все о нашей семье? Не думаю, чтобы вы с моей матерью подолгу беседовали на эту тему!

— Мы… э-э… нет, мы не беседовали… — Герман Лоувелл так растерялся, что даже не сумел этого скрыть.

Эмили взяла Никки за руку.

— Никки, дорогая, налей-ка мне еще кофе, если тебе не трудно.

Услышав ее ровный голос, Никки тут же опомнилась. Лоувелл еще не начал, а она уже готова выйти из себя! Так не пойдет.

Стараясь успокоиться, Никки представила себе, что сказала бы Саманта, если бы узнала, что ее бывший любовник считает Питера ее сыном.

Никки не спеша налила кофе Эмили, потом себе. Это дало ей время окончательно обуздать свое раздражение. Эмили снова вмешалась в беседу и вела ее до тех пор, пока, наконец, в дверях не появились Питер с Лианой.

Тут Германа Лоувелла ожидал еще один малоприятный сюрприз. Он, как и большинство людей, считал Питера чем-то вроде идиота. А перед ним сидел достойный юноша, настороженный, мрачноватый, но явно не слабоумный. Раньше Лоувелл всегда видел на лице Питера сонное, тупое выражение. Теперь он понял, что это была маска: темно-карие глаза юноши светились умом, и в его крепком, мускулистом теле чувствовалась такая сила, о какой Лоувелл даже не подозревал.

— Ну вот, мистер Лоувелл. Так что же вы хотели сказать нам с братом? — любезно поинтересовалась Никки.

— Я хочу купить это ранчо.

Никки сделала грустное лицо.

— Простите, мистер Лоувелл, но это ранчо не продается.

— Вы даже не спросили, сколько я могу предложить вам за него.

— Это не имеет значения. — Никки тут же жестами переводила все Питеру, чтобы он мог следить за ходом беседы, хотя знала, что он понимает слова Лоувелла немногим хуже ее самой. — Мы потратили много лет на то, чтобы обустроить это хозяйство. Папа посвятил ему всю свою жизнь. Это наш дом, и мы не расстанемся с ним ни за какие деньги.

— Но как вы собираетесь управляться с хозяйством? Вас ведь всего лишь двое, и я не представляю себе, как вы будете жить.