Революционная народническая организация "Земля и воля" (1876 – 1879 гг.) - [93]

«Натура чрезвычайно глубокая, – говорил о нем Михайлов, – ищущая великого дела, которое бы зараз подвинуло значительно вперед к счастью судьбу народа»[701].

В середине марта 1879 г. в Петербург прибыли Г. Гольденберг, участвовавший незадолго до этого в убийстве харьковского губернатора Кропоткина, и польский революционер Л. Кобылянский. Он явился к Михайлову и в присутствии Зунделевича сообщил ему о своем стремлении убить Александра II. Последовало оживленное обсуждение плана убийства в кругу террористов: Зунделевича, Михайлова, Квятковского, Гольденберга, Кобылянского и Соловьева. На совещаниях Соловьев смело и убежденно доказывал свою правоту и в конечном счете одержал верх над своими «конкурентами». При обсуждении вопроса о цареубийстве были затронуты различные принципиальные и программные вопросы, и потому беседы, по словам А. Михайлова, затянулись на несколько собраний.

«На последнем собрании, перед тем как расходиться, – писал в своих показаниях Михайлов, – наступило минутное молчание. Каждый обобщал сумму взглядов и мнений, высказанных на этих собраниях. Мы ждали решающего слова исполнителей. Соловьев прервал, наконец, молчание следующими словами: „Итак, по всем соображениям я лучший исполнитель. Это дело должно быть исполнено мною, и я никому его не уступлю. Александр II должен быть моим“»[702].

Соловьеву захотелось получить также поддержку со стороны «Земли и воли», и он попросил поставить этот вопрос на обсуждение Совета организации.

О предварительно состоявшемся решении А. Михайлов довел до сведения членов Общества «Земля и воля» на открывшемся бурном заседании Большого Совета. При этом он не излагал плана цареубийства и не называл всех имен исполнителей. Присутствующий на этом заседании Аптекман свидетельствовал впоследствии, что он не помнит такого бурного заседания, как это. Он опасался даже, что именно на этом заседании произойдет разрыв «Земли и воли».

«В Совете, – писал Аптекман, – ясно обозначались два полярно противоположных течения, которые если не привели тогда к расколу Общества, то благодаря тому, что в Совете не было и трети всех членов Общества. Относительно же предполагаемого покушения „деревенщина“ (большинство Совета) потребовала, чтобы администрация передала Соловьеву несочувствие его предприятию. Заседание Совета окончилось постановлением, чтобы, ввиду ожидаемой травли, большая часть нелегальных землевольцев, за исключением администрации и тех лиц, присутствие которых безусловно необходимо в Петербурге, оставила город»[703].

Особый интерес в этом плане имеет статья Плеханова, записанная впоследствии Л. Дейчем, с его дополнениями. В литературном наследстве Плеханова она получила название «О былом и небылицах»[704]. Она носит полемический характер и направлена против воспоминаний Морозова, приписывающего себе центральное место в Воронежском съезде[705]. Критикуя воспоминания Морозова «Повести моей жизни», Плеханов внес уточнения в освещение плана цареубийства, характера обсуждаемых вопросов на Совете «Земли и воли» и подготовки и проведении Воронежского и Липецкого съездов «Земли и воли». Ссылаясь на точность своего разговора с Михайловым, Плеханов писал, что он был против плана цареубийства и обещал на общем собрании петербургских членов «Земли и воли» потребовать воспрепятствовать Соловьеву привести в исполнение свое намерение[706].

Плеханов подчеркивал также, что заседание Совета «Земли и воли» стало очень бурным после того, как было установлено, какие препятствия поставит на пути нашей деятельности попытка Соловьева, соглашавшегося на цареубийство и без санкции и помощи «Земли и воли».

Таким образом, на Совете выяснилось, что цареубийство должно произойти. Было решено в связи с неизбежностью террора в ответ на цареубийство временно прекратить издание журнала «Земля и воля» и всем нелегальным покинуть Петербург и прекратить занятия с петербургскими рабочими. Это решение, принятое в пылу спора, «подействовало на нас очень тяжелым образом»[707].

Плеханов вспоминал и о том, как на бурном заседании Совета во время критики «дезорганизаторов» чуть не раздался револьверный залп среди участников заседания. После заседания

«мы, народники, шли по домам, унося с собой то убеждение, что старое некогда образцовое единство Общества „Земля и воля“ было разрушено и что теперь каждое направление пойдет своей дорогой, не заботясь, да уже и не имея нравственной возможности заботиться об интересах целого»[708].

Попов назвал Соловьева губителем народнического дела и грозил убить его. «Деревенщики» предложили исполняющему обязанности редактора «Земли и воли» Аптекману (вместо выбывшего Плеханова) не пропускать ни одной строчки, содержащей даже намек на политику.

Говоря о заседании Большого Совета «Земли и воли» по поводу цареубийства, В.А. Твардовская ссылается на свидетельство М.Ф. Фроленко о том, что заседание закончилось решением помогать Соловьеву в его предприятии[709]. Однако эта неточная передача решения Совета объясняется некритическим отношением к тому месту воспоминаний Фроленко, которое было подвергнуто исправлению редакцией издания.