Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная интервью с ее героями - [80]

 Когда я думаю о культурном мосте Таллинн — Москва, то мое представление о ваших контактах не всегда отличается четкостью. Юрий Соболев — один из немногих, кто описывает в книге «Таллинн — Москва» [175] это явление более подробно и с большой теплотой. Авторы остальных текстов с российской стороны остаются довольно-таки лаконичными: да, бывали в Таллинне, но что именно они здесь видели, с кем встречались и какое влияние это могло оказать на дальнейшие отношения, не раскрывается.

Тынис Винт: К примеру, здесь часто бывала коллекционер Татьяна Колодзей, она даже часто ночевала у меня.

Э. Т.: Это она начала коллекционировать советское нонконформистское искусство, в том числе и из стран Балтии?

Т. В.: Да.

Э. Т.: Колодзей покупала произведения или получала в подарок?

Т. В.: Просила в качестве подарка. Работы частные коллекционеры покупали очень мало.

Э. Т.: Как я понимаю, эти альтернативные художественные коллекции сформировались благодаря подаренным произведениям. А какие работы интересовали Колодзей? Геометрические или фигуративные композиции?

Т. В.: Можно сказать, что она получала в подарок работу из числа тех, которые были актуальны для меня самого на тот момент.

Э. Т.: А Юрий Соболев часто бывал здесь?

Т. В.: Довольно-таки. Ведь после смерти Юло Соостера художников-мыслителей подобного толка в его круге друзей не осталось. У нас он чувствовал себя лучше, чем в московских культурных кругах.

Э. Т.: Какие темы его интересовали, какие темы были для вас общими? Можно ли это как-то кратко обобщить?

Т. В.: Наверное, это невозможно. Всевозможные темы, вплоть до политики.

Э. Т.: В воспоминаниях, опубликованных в журнале «kunst.ee» [176] после смерти Соболева, ты подчеркнул, что у него был широчайший кругозор, он владел темами от истории искусства до новейших открытий науки и техники. В книге «Таллинн — Москва» сам Соболев описывал предпринятый им и Соостером проект «реконструкции» истории искусства ХХ века, информация о которой была в советских условиях весьма ограниченной. Вы обсуждали с ним историю искусства?

Т. В.: В разговоре мы затрагивали всевозможные темы, от маньеризма до Магритта. К примеру, благодаря его московским контактам мы были в курсе последних новостей мира науки.

Э. Т.: Я начала расспрашивать про общие интересы в истории искусства, так как в анимации «Стеклянная гармоника» (1968) Андрея Хржановского, где Соболев и Соостер были художниками-постановщиками, присутствуют темы, важные и для тебя: ранний итальянский ренессанс и маньеризм, метафизическая живопись и сюрреализм, Доменико Гирландайо и Рене Магритт. В то же время это темы, о которых в советский период говорили не так уж много.

Т. В.: Также для нас был важным художником Джузеппе Арчимбольдо. Но, к примеру, Соболев как-то подарил мне книгу о творчестве Филонова.

Э. Т.: Какое раннее издание — 1966 год, пражское издательство! Насколько я знаю, о Павле Филонове начали говорить только в 1980-х годах.

Т. В.: Это и есть первая монография Филонова. Удалось издать до чешских событий 1968 года.

Э. Т.: Были ли у вас с Соболевым точки соприкосновения, связанные с индивидуальным творческим методом? В книге «Таллинн — Москва» он писал о том, что именно у тебя научился модульной системе изображения. Но его основными направлениями, наверное, остались сюрреализм и символизм — в отличие от тебя он не занимался геометрическими (абстрактными) знаками?

Т. В.: Да, ведь по духу он, как и его единомышленник Соостер, был явный сюрреалист.

Э. Т.: А Соболева интересовали орнаментальные системы?

Т. В.: В какой-то степени да, но это не было основной темой, которую мы с ним много обсуждали.

Э. Т.: Какие имена из московских контактов ты мог бы еще назвать?

Т. В.: К примеру, Франциско Инфанте. Его фотографии изображали очень сложные скульптуры из стекла и зеркал — это ведь тоже почти что сюрреализм. Фантастическая архитектура.

Э. Т.: Кто были твоими самыми частыми и близкими гостями?

Т. В.: Виталий Пацюков бывал здесь довольно-таки часто. Он был неким центром, который делал возможной и связь с другими.

Э. Т.: В какие годы это происходило, в 1970-х?

Т. В.: Да, мы с ним познакомились практически в самом начале.

Э. Т.: Сейчас Пацюков — один из авторитетнейших российских искусствоведов. Но ты начал рассказывать об Инфанте — вы и с ним познакомились через Пацюкова?

Т. В.: Я даже не припомню, как возникло это знакомство. Инфанте был сыном одного из испанцев, эвакуированных в СССР вместе с детьми в ходе испанской гражданской войны. У него в Испании оставались родственники, благодаря чему он мог совершать туда поездки и привозить в Москву качественный фотоувеличитель и другие фирменные вещи.

Э. Т.: Какие имена можно еще назвать? Я видела, что Римма и Валерий Герловины как-то послали тебе озорную открытку.

Т. В.: Это наверняка работа Риммы. Как и у меня, у нее был целый тайный ящик в столе — вытащишь его, а там одна работа эротичнее другой.

Э. Т.: Я сразу вспоминаю ее концептуальные кубики, они вполне невинные.

Т. В.: Да, эти кубики — более скромное явление.

Э. Т.: Герловины бывали здесь или ты и другие эстонцы навещали их в Москве?