Разбойница - [45]
Я постучалась к Максиму. Он стоял посреди комнаты в своем френче и сандалетах и задумчиво смотрел вверх. В наклонном потолке номера слепило глаз огромное солнечное окно.
— Тут должны быть такие... горизонтальные шторы! — он соединил ладони вместе, потом медленно их развёл.
— Наверное, тут нет горизонтальных штор, — терпеливо проговорила я. — Позвони в администрацию.
— Я уже звонил, — медленно произнёс он. — Их нет.
— И... что?
— Попытаюсь купить их в городе.
— Но мы тут всего на день!
— Попытаюсь купить их в городе.
— Но... тут их, наверное, нет.
— В любом цивилизованном городе должны быть горизонтальные шторы! «Горизонтал кетнз»! — уже язвительно добавил он. — Если у тебя нет ко мне дела... — он бесцеремонно указал рукой на дверь.
Потом я стояла у себя на балконе и страстно смотрела, как он с достоинством удаляется по пыльной улице, исчезает и снова мерным шагом поднимается на холмы, он подходил к сидящим на корточках крестьянам, сводил вместе ладони, разводил. Люди с интересом смотрели на него, верблюды тоже.
Я почувствовала какое-то напряжение сбоку. Я повернулась. На соседнем балконе стоял Алекс и так же страстно смотрел вслед Максиму.
И тут меня осенило.
Я быстро сбежала вниз.
— Дайте, пожалуйста, на минутку наши паспорта — я спишу их номера для Аэрофлота.
Всё! Так и есть! Меня качнуло. Паншин А.Д... Паншин М.А! Сын!
Тут я почувствовала тяжёлый взгляд.
— Ну... всё теперь уяснила? И то, что этот... борец может нам порушить всё дело? Так вот. Весь оставшийся путь... кроме трясущихся над ним твоих сисек, он не должен видеть ничего!.. Понятно?
— Понятно.
Вот на этот раз мы заблудились во тьме вполне капитально!
Федя заруливал туда, сюда — дороги не было. Мы с шефом почему-то оказались на заднем сиденье.
— Скажи, — после долго демонстративного молчания не выдержала я, — а вот ту Надюшку... пышную! Секретаршу Рябчука... которая тебя на себе из политики в аморалку вынесла... уволили, наверное?
— Разумеется! — усмехнулся он.
Голова Феди с торчащими ушами в свете наших фар была окружена лучащимся нимбом.
— О! Юрта вроде! — после долгой неподвижности он повернулся назад.
На нас надвигался тёмный шатер.
Радушный хозяин, пожилой огромный казах, отогнал собак, с поклонами провел нас в шатер. Там были три недавно родившихся, еще дрожащих ягненка с овцою и множество молчаливых женщин, где-то от шестидесяти до шестнадцати.
— Все мои... родственницы! — улыбнулся хозяин. Мы съели душистый мясной кауырдак, попили чаю с салом и рухнули, кто где сидел.
Проснулась я от какой-то тряски и равномерных постанываний... Так-ак. После небольшой паузы постанывания возобновились, но стонала уже другая женщина... после паузы — третья! Тяжкий труд хозяина-многоженца!
Я вдруг почувствовала на груди Сашину руку.
— Так, — еле слышно прошептал Александр, — по-моему, он так скоро за наших примется. Занимаем позиции!
Он уполз. Я тоже стала бесшумно шарить в темноте... Та-ак... это женщина. Ждущая своей очереди. Или уже. Наверное, ещё никогда меня так не колотило от возбуждения. Стоны приближались за метром метр. Ага... вот она, колючая вскинутая бородка Максима, беспощадного борца... за что не помню. Он дёрнулся, я прижала слегка ему горло: тс-с-с. Подёргав бороду, пошла ниже. Расстегнула первую пуговицу кителя... вторую... последнюю. Перешла на брюки. Все это я делала правой рукой, а левую на всякий случай закусила зубами, чтобы не было слышно вражеским ушам, как я люблю эту работу.
Жертвы Деда Мороза
— Та-ак!
Я выдернула факс из аппарата, вызывающе стуча каблуками и развратно шевеля бедрами, вошла к нему в кабинет и пристукнула бумажку к столу:
— Приезжают!
Он весь мучительно перекривился. Ничего более отвратительного для него быть не могло, хотя он так к этому стремился... Но раз мы начали что-то — надо продолжать.
Помню, как я вышла на балкон (в Ташкенте) и пальцем поманила его к себе, греющегося на лёгком южном декабрьском солнце... Он ошалело вскочил, обрадованно заметался, схватил рубашку, после снова кинул ее на шезлонг, махнул на неё рукой: совсем очумел, старый дурак! — и на своих коротких мохнатых ножках пошел ко мне, счастливо улыбаясь.
Наивно решил, что я «в буднях великих строек» урвала минутку для личного и вспомнила о нем!
Улыбаясь, утирая счастливый пот (всё-таки рубашкой!), он шёл ко мне по балкону — и таким, растерянно счастливым, он и запомнился мне навсегда!
Потом было возвращение в Питер, мокрый снег, но та секунда счастья на тёплом балконе была! Улыбаясь, я смотрела, как он приближается...
То были недолгих две секунды, когда одновременно были счастливы и отец, и сын. Потом...
Потом он вошёл ко мне в тёмную спальню с откинутым, смятым одеялом, с простыней, от засохшей спермы ставшей уже как кровельное железо — ставь к стенке, будет стоять... Он растерянно моргал, попав с яркого солнца в тёмную пучину разврата, куда, кстати, он же меня и вверг, но теперь стоял, наивно улыбаясь, доверчиво протягивая ручонки: «Ну, здравствуй!»
— Вынь вату из уха! — крикнула я.
Лицо его перекосилось недоумением, он вытянул гнойный тампончик из уха... прислушался... и лицо его снова озарилось счастьем, хотя уже абсолютно другим: из ванной доносилось пение!
Литературная слава Сергея Довлатова имеет недлинную историю: много лет он не мог пробиться к читателю со своими смешными и грустными произведениями, нарушающими все законы соцреализма. Выход в России первых довлатовских книг совпал с безвременной смертью их автора в далеком Нью-Йорке.Сегодня его творчество не только завоевало любовь миллионов читателей, но и привлекает внимание ученых-литературоведов, ценящих в нем отточенный стиль, лаконичность, глубину осмысления жизни при внешней простоте.Первая биография Довлатова в серии "ЖЗЛ" написана его давним знакомым, известным петербургским писателем Валерием Поповым.Соединяя личные впечатления с воспоминаниями родных и друзей Довлатова, он правдиво воссоздает непростой жизненный путь своего героя, историю создания его произведений, его отношения с современниками, многие из которых, изменившись до неузнаваемости, стали персонажами его книг.
Валерий Попов — признанный мастер, писатель петербургский и по месту жительства, и по духу, страстный поклонник Гоголя, ибо «только в нем соединяются роскошь жизни, веселье и ужас».Кто виноват, что жизнь героини очень личного, исповедального романа Попова «Плясать до смерти» так быстро оказывается у роковой черты? Наследственность? Дурное время? Или не виноват никто? Весельем преодолевается страх, юмор помогает держаться.
Валерий Попов, известный петербургский прозаик, представляет на суд читателей свою новую книгу в серии «ЖЗЛ», на этот раз рискнув взяться за такую сложную и по сей день остро дискуссионную тему, как судьба и творчество Михаила Зощенко (1894-1958). В отличие от прежних биографий знаменитого сатирика, сосредоточенных, как правило, на его драмах, В. Попов показывает нам человека смелого, успешного, светского, увлекавшегося многими радостями жизни и достойно переносившего свои драмы. «От хорошей жизни писателями не становятся», — утверждал Зощенко.
Издание осуществлено при финансовой поддержке Администрации Санкт-Петербурга Фото на суперобложке Павла Маркина Валерий Попов. Грибники ходят с ножами. — СПб.; Издательство «Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ», 1998. — 240 с. Основу книги “Грибники ходят с ножами” известного петербургского писателя составляет одноименная повесть, в которой в присущей Валерию Попову острой, гротескной манере рассказывается о жизни писателя в реформированной России, о контактах его с “хозяевами жизни” — от “комсомольской богини” до гангстера, диктующего законы рынка из-за решетки. В книгу также вошли несколько рассказов Валерия Попова. ISBN 5-86789-078-3 © В.Г.
Р 2 П 58 Попов Валерий Георгиевич Жизнь удалась. Повесть и рассказы. Л. О. изд-ва «Советский писатель», 1981, 240 стр. Ленинградский прозаик Валерий Попов — автор нескольких книг («Южнее, чем прежде», «Нормальный ход», «Все мы не красавцы» и др.). Его повести и рассказы отличаются фантазией, юмором, острой наблюдательностью. Художник Лев Авидон © Издательство «Советский писатель», 1981 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В начале 2007 года читатели «Газеты по-киевски» увидели первые выпуски целого цикла статей под общей рубрикой «Записки старого киевлянина». Их автор Владимир Заманский действительно стар и действительно киевлянин - из тех жителей столицы, кто с несколько неоправданной гордостью называют себя «настоящими» киевлянами. На самом деле предмета для гордости здесь нет, поскольку родиться в том или ином знаменитом городе - не наша заслуга и вообще никакая не заслуга, ибо это событие от нас абсолютно не зависело.Другое дело, что Киев и в самом деле знаменит и колоритен, равно как и его жители.
Это история началась с задания написать портреты идеальных мужчин. Что происходило дальше, читайте…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Вяльцев — родился в 1962 году в Москве. Учился в Архитектурном институте. Печатался в “Знамени”, “Континенте”, “Независимой газете”, “Литературной газете”, “Юности”, “Огоньке” и других литературных изданиях. Живет в Москве.
Ольга КУЧКИНА — родилась и живет в Москве. Окончила факультет журналистики МГУ. Работает в “Комсомольской правде”. Как прозаик печаталась в журналах “Знамя”,“Континент”, “Сура”, альманахе “Чистые пруды”. Стихи публиковались в “Новом мире”,“Октябре”, “Знамени”, “Звезде”, “Арионе”, “Дружбе народов”; пьесы — в журналах “Театр” и “Современная драматургия”. Автор романа “Обмен веществ”, нескольких сборников прозы, двух книг стихов и сборника пьес.
Борис Евсеев — родился в 1951 г. в Херсоне. Учился в ГМПИ им. Гнесиных, на Высших литературных курсах. Автор поэтических книг “Сквозь восходящее пламя печали” (М., 1993), “Романс навыворот” (М., 1994) и “Шестикрыл” (Алма-Ата, 1995). Рассказы и повести печатались в журналах “Знамя”, “Континент”, “Москва”, “Согласие” и др. Живет в Подмосковье.