Рассказ об одном классе - [16]
Иван Федорович от угощения отказался и предложил Пшеничному:
— Пройдемся по лесу, на свежем воздухе потолкуем.
— Дымят наши трубокуры, — недовольно сказал Колчин. Он помнил, как Иван Федорович в свое время поймал его в коридоре с сигаретой. С тех пор Колчин курить так и не научился.
Они пошли в лес по узкой протоптанной тропке. Пшеничный шагал впереди, напряженно ожидая вопроса, но И. Ф. молчал. Пшеничный обернулся:
— Я слушаю вас, Иван Федорович.
— Видишь ли, Пшеничный. Не знаю, с чего начать…
— В чем дело, Иван Федорович?
— Дело, собственно, касается тебя!
— Меня?!
— Ты оставил Смирнова в лесу!
— Оставил. Но что же я мог поделать? Ведь капканы без отвертки не откроешь, а отвертки у нас с собой не было. Мы даже не знали, где Афанасий поставил свои капканы. Замки тоже голыми руками не собьешь. Любой на моем месте поступил бы так, как пришлось сделать мне. На себе я не мог тащить Смирнова — капканы-то были на цепях! Я хотел остаться, костер развести, чтобы вдвоем вас дождаться. Ведь рано или поздно, но вы бы пошли за нами, вы бы поняли, конечно, что с нами что-то случилось. Вот я и хотел подождать со Смирновым. Но Смирный категорически требовал, чтобы я отправился за помощью, прямо гнал меня. Вот и пришлось бежать…
— Бежать?
— Ну да. За вами!
— И долго ты бежал?
Пшеничный молчал.
— Ты бежал пять с половиной часов. А до заимки всего шесть километров. У тебя по лыжам разряд, не так ли? Каким образом, вместо того чтобы проходить в среднем за час пять километров, ты прошел шесть километров за пять с половиной часов?
— Но я… я вначале неправильно определил направление. Запутался. Потом едва вышел на дорогу. Тайга все-таки. Темно.
Иван Федорович побледнел. Пшеничный растерялся.
— У тебя же был компас. Как ты мог заблудиться?
— Я совсем забыл про компас.
— Неправда! Ты нарочно тащился столько времени. Мороз стоял сильный, и ты рассчитывал…
— Иван Федорович!
— Да, рассчитывал! Очень точно все рассчитал. За пять часов Смирнов должен был неминуемо замерзнуть. И замерз бы, если б не лежал в ложбине. Ведь он лежал почти без движения, рука и нога, зажатые железом, были совершенно неподвижны. Опоздай мы еще на полчаса…
— Иван Федорович! Как вы… смеете! Как вы можете утверждать подобное! Вы — наш учитель, наш классный руководитель.
— Оставь, пожалуйста. К чему такая патетика? И как мы не догадались сразу отправиться на поиски? Правда, Афанасий предполагал, что вы заночуете в тайге, чтобы с рассветом поохотиться.
— Что вы говорите! Как вы можете так думать обо мне! Да если отбросить ваши нелепые мысли, зачем же мне понадобилось совершить такое?! Зачем?!
— Зачем? — переспросил Иван Федорович. — И ты еще спрашиваешь — зачем? Думаешь вывернуться… Хорошо. Ты, как мне казалось, всерьез ухаживал за Катей, погоди, не перебивай. Во всяком случае, у меня создалось такое впечатление. У Смирнова тоже были на нее, как говорят, некоторые виды. Это было известно решительно всем, так как Смирнов не из тех, кто может скрытничать.
— Ясно… дуэль и прочее. Вы, Иван Федорович, не знаете наше поколение. Дуэли безнадежно устарели, теперь противники могут запросто договориться и друг с другом и с объектом спора. В наш космический век многое переменилось, и не только в области науки и техники, но и просто человеческих отношений. Все предельно упрощено в наше время, и простите, но я не верю, что вы этого не понимаете.
— Да, дуэли — безусловно, архаизм. Но вспышки, минутные вспышки, особенно при определенном стечении обстоятельств, могут быть и бывают. Так произошло и у тебя со. Смирновым: стечение обстоятельств навело тебя на мысль извлечь выгоду из создавшегося положения. Это похоже на человека такого типа, как ты, рационального, трусоватого, наглого.
Пшеничный судорожно мял шапку. Потом внезапно успокоился и нахлобучил ее на самые брови.
— Все это очень любопытно, Иван Федорович, но неправдоподобно. Ваши домыслы никого не заинтересуют. Сплошная фантастика. Нужны доказательства, а их, насколько я понимаю, нет. Не докажете! Тем более что все закончилось благополучно, пострадавших не имеется. Так что добрый вам совет — не тратьте попусту силы — не было такого. Вам просто пригрезилось…
Иван Федорович усмехнулся.
— Рано торжествуешь. Я еще не кончил.
— Говорите. Послушаем. Любопытная историйка.
— Скорее подлая. Так слушай. Когда ты сказал нам тогда в заимке, что заблудился, я тебе поверил. Кстати, это естественно. Но потом, утром, все же решил кое-что проверить. Поискал и нашел.
— Нашли?
— Нашел подтверждение своей версии. Ты колесил вокруг заимки в радиусе примерно ста пятидесяти метров. Нарочно ходил вокруг, чтобы время убить.
— Очень интересно. — Пшеничный запрыгал на Одной ноге.
— Паясничаешь?
— Просто холодно.
— Ты тогда мерз. В ту ночь. Но чтобы согреться, развел костер. А Смирнов замерзал.
— Сказки. Выдумщик вы, Иван Федорович.
— Ох и хитер ты, Пшеничный! Костер замаскировал, снегом засыпал. Но угли остались. Все-таки ночь была темноватой, тут ты, пожалуй, прав. Что теперь скажешь?
— А то же самое…
Пшеничный совсем успокоился. Доказательств-то у учителя никаких. Пойди докажи! Попробуй. Пустая затея. Пшеничный осмелел.
22 июня 1941 года ученики девятого класса подмосковной Ильинской средней школы ушли добровольно в народное ополчение. Среди них были ребята, связанные между собой крепкими узами товарищества и дружбы.Повесть «Опаленная юность» и есть достоверная история того, как воевали под Москвой вчерашние школьники. Суровое время и сознание великой ответственности, которая легла на плечи ребят, превращает их из мальчишек в стойких и мужественных бойцов.Эти пареньки не совершали каких-то необыкновенных подвигов. Но они яростно дрались с врагом, защищая любимый город, и отдали свои семнадцатилетние жизни родине — разве это не подвиг?
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.
Уважаемый читатель!Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев — участников описываемых событий.Почему?Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта — субъективной оценкой.
