Рассказ об одном классе - [15]

Шрифт
Интервал

Пшеничный кинулся ко мне, быстро ощупал руку, ногу, закряхтел от натуги, пытаясь разжать капканы. Тщетно. Челюсти ловушек сомкнулись крепко.

— Охотник в капкане! Любопытное положеньице. Потерпи, Смирный, сейчас я тебя извлеку.

Минут пять Пшеничный бился над капканами, ругаясь вполголоса, отчаянно дергал цепи. Все без толку…

— Ключ надо! Отвертку или как там ее. Не могу расцепить.

— Отвяжи капканы от деревьев.

— На цепях замки…

Скверная история. Помочь мог только Афанасий. Мы взглянули друг на друга. Пшеничный казался виноватым.

— Слушай, беги побыстрее домой, приведи Афанасия. Без него мы капканы не откроем. Беги, я побуду один.

— Как? Оставить тебя одного? В лесу? Но ведь сейчас ночь!

— А что делать? Ведь отвертки-то нет. Отсюда до заимки не так уж далеко, километров пять. За час добежишь. Иди, а то я замерзну.

— Знаешь что, Смирный, я сейчас костер разведу. Где спички? Сейчас… разведу…

— Не нужно никакого костра! Покуда будешь с ним возиться, пройдет время. Нога сильно зажата, прямо одеревенела вся. Ведь обморожусь!

Что он, в самом деле, деликатничает! Ведь действительно замерзну. Я принялся снова убеждать Пшеничного, но он упрямо молчал, что-то обдумывая. Наконец я не выдержал:

— Пойдешь ты или нет?

— Не кричи. Тебе легко рассуждать: «Пойдешь». А когда я приду, что мне ребята скажут! Иван Федорович целую канитель разведет: «Товарища в лесу одного оставил! В беде не помог». Знаешь, он какой, наш Иван Федорович! Под любой поступок моральный кодекс подведет! Нет, не пойду. Буду тебя обогревать, авось придут на выручку.

— Да пойми ты, что я без ноги останусь. И так уж почти ее не чувствую. Да ведь и больно же.

— Потерпи. А ногу растирать буду. Ты, Смирный, оказывается, порядочный эгоист. Мало того, что из-за тебя меня со свету сживут, ты думаешь, что я законы товарищества не понимаю? Ну как я тебя ночью одного оставлю в тайге? Сообрази…

— Знаешь что? Всю ответственность я беру на себя. Так и ребятам скажем, что я тебя насильно послал. Прогнал, что ли. Я сам буду отвечать. Сам, слышишь?

— Ах, сам! Ну тогда… тогда другое дело. Только ты хорошо подумал? Ну, тогда ладно. Тогда бегу. Я постараюсь побыстрее, я постараюсь.

Он разложил небольшой костер, помог мне лечь поудобнее и встал на лыжи.

— Так помни, Смирный: в случае чего — ты сам решил.

— Ладно, дуй…

Пшеничный ушел. Я взглянул на часы. Ровно восемь. Время тянулось медленно. Рука и нога онемели и не ощущали холода. Я попытался растирать зажатую кисть. До ноги дотянуться не смог.

Обессиленный, я упал на снег… Сильно клонило ко сну. Я понимал, что погибну, если засну.

Легкий шорох заставил меня открыть глаза. В темноте вспыхнули зеленые огоньки. На залитую лунным светом поляну вышел какой-то зверь. Он стоял ко мне боком, потом медленно подошел ближе, и я увидел покатый лоб, вытянутую собачью морду. Переваливаясь на толстых лапах, животное сделало еще два, три шага, потянуло носом воздух. Теперь я как следует рассмотрел его.

Росомаха!

Вдруг она кинется на меня? Хотя Афанасий, кажется, говорил, что они на людей не бросаются. Росомаха стояла неподвижно, не спуская с меня зеленых мерцающих глаз. Не боится.

Я не выдержал и крикнул:

— Пошла прочь, дрянь!

Одним прыжком росомаха перемахнула через куст и исчезла.

Мороз крепчал. Я то и дело ронял голову в снег. Сильно болела щека, ныло тело. Взглянул на часы — половина одиннадцатого, пора бы Пшеничному вернуться. Не знаю отчего, но все мне стало вдруг совершенно безразлично. Я опустился в снег, изо всех сил дернул рукой и ногой. Сбросив варежку на свободной руке, попытался растирать зажатую капканом, отогреть ее во рту.

Надеть варежку я уже не смог…

Разыскали меня под утро. Афанасий, охая, высвободил из капканов. Ребята сорвали с меня одежду, растирали снегом и спиртом. Бурун финкой разжал зубы, влил из фляги спирт. Я пришел в себя. Тут же суетился Пшеничный, Бурун весело ругался, а Афанасий крутил кудлатой головой.

— Оживел. Ну славо те, наво те…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Три дня я отлеживался в общежитии. Ребята все свободное время старались меня развлекать и до того мне надоели, что пришлось им об этом намекнуть.

Ежедневно приходил Иван Федорович и как-то незаметно втягивал меня в разговор.

Сегодня он пришел с деловым видом и, даже не спросив о здоровье, рассеянно потер лоб.

— Хочу посоветоваться с тобой, Смирнов. Дело вот какое. Хорошо бы вечерникам завести свою стенгазету. Ты как полагаешь?

— Не мешало бы, — осторожно ответил я.

— Только вот с художником у нас туго. Некому заголовки писать.

— Найдем художника, Иван Федорович. Сам сделаю.

— Вот и отлично. Только ты сначала выздоровей.

Иван Федорович посидел немного, стал собираться и вдруг спросил:

— Кстати, ты не помнишь, в котором часу Пшеничный отправился за нами?

— Кажется, в восемь. Да, около восьми.

— Так, так… Значит, в восемь?

Мне показалось, что Иван Федорович чего-то недоговаривает.

Днем позже произошло событие, о котором я узнал месяц спустя. И. Ф. приехал в третью бригаду. Его встретили радушно.

— Зачастили вы к нам, Иван Федорович.

— Дела…

— Сейчас обмоем ваш приезд, — обрадовался поводу Бурун. — Мы мигом. Закусочку соорудим, а выпить у добрых хозяев всегда найдется.

Продолжить чтение
Еще от автора Юрий Борисович Ильинский
Опаленная юность

22 июня 1941 года ученики девятого класса подмосковной Ильинской средней школы ушли добровольно в народное ополчение. Среди них были ребята, связанные между собой крепкими узами товарищества и дружбы.Повесть «Опаленная юность» и есть достоверная история того, как воевали под Москвой вчерашние школьники. Суровое время и сознание великой ответственности, которая легла на плечи ребят, превращает их из мальчишек в стойких и мужественных бойцов.Эти пареньки не совершали каких-то необыкновенных подвигов. Но они яростно дрались с врагом, защищая любимый город, и отдали свои семнадцатилетние жизни родине — разве это не подвиг?

Рекомендуем почитать
Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери»

«Мастер Страшного суда» – самый известный роман Лео Перуца. Это изысканное сочетание увлекательного интеллектуального детектива о расследовании таинственной серии самоубийств «без причины», потрясающих Вену начала ХХ столетия, и причудливой фантасмагории, полной мистических аллюзий, символов и мельчайших «подсказок», помогающих читателю понять скрытый смысл происходящего… В издание также включена изящная, глубоко психологичная историко-философская притча «Иуда “Тайной вечери”», в основе которой – работа великого Леонардо да Винчи над его гениальной фреской.

Музыка пчел

Это не городок – это настоящий пчелиный улей. Все вокруг жужжат и суетятся. Здесь, как водится, полно трутней, но есть и трудолюбивые жители. Так, Джейк – когда-то веселый малый, обладатель самого высокого ирокеза в истории школы, теперь сломлен. Несчастный случай разрушил его жизнь, и парень не представляет, что делать дальше. Гарри – неудачник, на которого всем плевать. Он перебивается с хлеба на воду, смиренно принимая удары судьбы, которая не особо с ним церемонится. Алиса – разочарованная в жизни хозяйка пасеки. Пчелы, пожалуй, единственные создания, приносящие ей хоть какую-то радость.

Отторжение

Многослойный автобиографический роман о трех женщинах, трех городах и одной семье. Рассказчица – писательница, решившая однажды подыскать определение той отторгнутости, которая преследовала ее на протяжении всей жизни и которую она давно приняла как норму. Рассказывая историю Риты, Салли и Катрин, она прослеживает, как секреты, ложь и табу переходят от одного поколения семьи к другому. Погружаясь в жизнь женщин предыдущих поколений в своей семье, Элизабет Осбринк пытается докопаться до корней своей отчужденности от людей, понять, почему и на нее давит тот же странный груз, что мешал жить и ее родным.

Предназначение: Повесть о Людвике Варыньском

Александр Житинский известен читателю как автор поэтического сборника «Утренний снег», прозаических книг «Голоса», «От первого лица», посвященных нравственным проблемам. Новая его повесть рассказывает о Людвике Варыньском — видном польском революционере, создателе первой в Польше партии рабочего класса «Пролетариат», действовавшей в содружестве с русской «Народной волей». Арестованный царскими жандармами, революционер был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где умер на тридцать третьем году жизни.

Совершеннолетние дети

Роман известной украинской писательницы о жизни буковинской молодежи до воссоединения Буковины с Советской Украиной.В центре повествования — привлекательный образ юной девушки, впервые влюбленной, еще по-детски наивной, доверчивой и в то же время серьезной, вдумчивой, принципиальной, стремящейся приносить пользу родному народу.Художественное оформление Александра Михайловича Застанченко.

Демонстрация в Бостоне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Обыкновенное мужество

Уважаемый читатель!Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев — участников описываемых событий.Почему?Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта — субъективной оценкой.

Зрелость

Без аннотации.