Рассказ об одном классе - [14]
Вернулись в заимку. Афанасий молча принялся разводить огонь. Мы закурили.
— Здесь побывали бежавшие из тюрьмы преступники. Или браконьеры! — заявил Левка.
— Сказки, — буркнул Афанасий. Он разжег огонь, растопил в котелке снег, сварил суп из пачки концентратов, подсыпал в котелок сухари.
— Пообедаем.
Потом Афанасий опять внимательно осмотрел избушку.
— Знаю, кто у нас побывал. Не иначе — она.
— Она?! — подхватил Левка. — Не иначе самолично баба-яга пожаловала. И наверняка через трубу. Видите, сажа рассыпана. И даже на вашем полотенце, товарищ бригадир.
— Насчет трубы ты, парень, правду сказал. Пойдем, глянем крышу.
Мы вышли из заимки. Левка с бригадиром залезли на крышу. Левка сразу же крикнул, что обнаружил следы:
— Здоровущие, вот такие. Наверняка медведь!
— Чудак. Как же он в трубу пролез?
Иван Федорович тоже залез на крышу, осторожно заглянул за трубу.
— Странно. Следы круглые. Напоминают одновременно и медвежьи и волчьи. Лапы поменьше медвежьих, но значительно больше волчьих. А вот и клок шерсти.
— Покажите-ка, Иван Федорович. Ну, так и есть, правильно я думал. Она, росомаха.
— Никогда не видел такого зверя. Расскажите…
— Чего о ней говорить. Озорничает. За разбой что полагается? Знаете? Вот мы ее изловим.
— Поглядеть интересно.
— Наглядитесь… на шкурку. Ежели повезет, конечно. И что ее разглядывать? Попадет в капкан, приду, хлопну жаканом, тогда и разглядывай, сделай милость.
На следующий день поймать росомаху не удалось. К полудню мы возвратились из леса пустые. А после обеда желающих побродить по тайге, кроме меня и Пшеничного, не нашлось.
— Здесь тепло, светло и мухи не кусают, — лениво проговорил Бурун. — Аллах с вашей росомахой. Лучше в картишки перекинемся.
Мы с Пшеничным двинулись в восточном направлении.
Иван Федорович перед уходом тщательно проверил мой компас: места незнакомые, легко заблудиться.
Я шагал не торопясь, прокладывая лыжню. Пшеничный шел позади. Честно говоря, мне вовсе не хотелось идти с Ползучим, но Левка отказался наотрез, а Иван Федорович чувствовал себя неважно.
Пшеничный же, когда все отказались, согласился.
Стало темнеть. Мы присели отдохнуть. Я спросил Пшеничного, не жалеет ли он, что поехал в рыбхоз. Пшеничный ответил уверенно:
— Нет, теперь нет.
Ясно, почему «теперь»: Катя. Я поковырял прикладом двустволки пышную шапку снега на пне. Пшеничный сидел на поваленной лесине, постукивал широкой лыжей по гнилому стволу. Меня почему-то раздражали гулкие удары. Я отвернулся и стал смотреть на запорошенный снегом кустарник. Непонятные сложились у нас с ним отношения, то есть не то что непонятные, а какие-то запутанные. Я понимал, что Пшеничному нравится Катя, но Катя многим нравилась.
Не нравилось что-то мне в этом парне. А это «что-то» казалось неуловимым. Внешне Пшеничный был приятен, держался со всеми по-товарищески и всегда старался помочь. Особенно старательно навязывал нам деньги в долг, когда не хватало на кино: причем я точно знал, что Пшеничный, не задумываясь, даст, если попросить взаймы, даже в том случае, если ему самому не хватит на билет.
Зато ему доставляло искреннее удовольствие получать от ребят долги. Он принимал их небрежно, совал в карман, похлопывал должника по спине и приговаривал покровительственно:
— Ничего, пустяки. Ты, когда нужно, не стесняйся, говори. Достанем нужную сумму.
В классе, несмотря на все его ухищрения, Пшеничного все же недолюбливали. Но вряд ли кто-нибудь толково мог сказать, что не нравится ему в этом аккуратном мальчике. Но почему же все-таки мы его не любим? А может быть, мы не правы? В общем-то Пшеничный неглупый парень.
Ползучим его прозвали еще лет пять назад. Левка тогда сказал: «Пшеничный видный мальчик, но скрытый гад. Нутром чую».
— Смирный, ты чего молчишь? Злишься на меня?
Я не ответил.
Становилось холоднее, сумрак сгущался. Лунный свет пробивался сквозь густые ветки, оставляя на снегу сплетенный теневой узор. Тень синела в буреломах. С северной стороны на деревьях росли дремучие бороды мха. Засыпанные снегом ели в лунном свете выглядели, необыкновенно красивыми.
В вышине послышались протяжные печальные звуки. Они плыли в темном густеющем воздухе. Возможно, это была серая сибирская сова, крючконосая, желтоглазая, ушастая птица с сильными лапами и крепкими, как железо, когтями.
Мороз усиливался. Пощипывало щеки и лоб. Я взглянул на светящийся циферблат часов. Пора возвращаться. Мы описали дугу и повернули назад. Снова я шел впереди. Лыжи мягко опускались в снег, идти было легко. Внезапно слева, совсем близко затрещали кусты. Я сорвал с плеча ружье, напряженно прислушался. Тихо. Я шагнул к кустам. В снегу резко щелкнуло, и я повалился навзничь. Железные челюсти капкана стиснули ногу выше щиколотки. Вздрогнув от неожиданности и боли, я уперся руками в снег и снова упал, в этот раз уже лицом, угодив правой рукой в другой капкан.
— Смирный, кончай пахать носом. Вставай!
Пшеничный шел позади и не слышал щелканья захлопывающихся ловушек. Несколько секунд я лежал неподвижно, пережидая боль. Капканы вплотную прижали меня к земле, ружье отлетело в сторону.
— Что с тобой? Ты подвернул ногу?
22 июня 1941 года ученики девятого класса подмосковной Ильинской средней школы ушли добровольно в народное ополчение. Среди них были ребята, связанные между собой крепкими узами товарищества и дружбы.Повесть «Опаленная юность» и есть достоверная история того, как воевали под Москвой вчерашние школьники. Суровое время и сознание великой ответственности, которая легла на плечи ребят, превращает их из мальчишек в стойких и мужественных бойцов.Эти пареньки не совершали каких-то необыкновенных подвигов. Но они яростно дрались с врагом, защищая любимый город, и отдали свои семнадцатилетние жизни родине — разве это не подвиг?
Любовь Федоровна Достоевская (Дрезден, 1869 – Больцано, 1926), известная в первую очередь своей книгой «Достоевский в изображении своей дочери», написала в 1910-е годы трилогию о современных ей «ненормальных» женских типах, которая никогда не переиздавалась. Вновь представляем эти книги – полное собрание ее художественной прозы: «Больные девушки» (1911), «Эмигрантка» (1912), «Адвокатка» (1913). Конфликтные отношения между молодыми героинями и их родителями, неутоленное стремление к супружеству и материнству имеют, несомненно, автобиографический характер.
«Человека легче обмануть, чем доказать ему, что он был обманут», – говорил Марк Твен, всемирно известный американский писатель, журналист и общественный деятель. Личный опыт, полученный в журналистике и политике, он отразил в своих статьях и рассказах, а также в метких, полных сарказма высказываниях о тех, кто с помощью различных манипуляций правит людьми и формирует общественное сознание. Лучшие из этих статей, рассказов и афоризмов Марка Твена вошли в данную книгу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Джим Кокорис — один из выдающихся американских писателей современности. Роман «Богатая жизнь» был признан критиками одной из лучших книг 2002 года. Рецензии на книгу вышли практически во всех глянцевых журналах США, а сам автор в одночасье превратился в любимца публики. Глубокий психологизм, по-настоящему смешные жизненные ситуации, яркие, запоминающиеся образы, удивительные события и умение автора противостоять современной псевдоморали делают роман Кокориса вещью «вне времени».
В этой книге, которая будет интересна и детям, и взрослым, причудливо переплетаются две реальности, существующие в разных веках. И переход из одной в другую осуществляется с помощью музыки органа, обладающего поистине волшебной силой… О настоящей дружбе и предательстве, об увлекательных приключениях и мучительных поисках своего предназначения, о детских мечтах и разочарованиях взрослых — эта увлекательная повесть Юлии Лавряшиной.
«Лекции по истории философии» – трехтомное произведение Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (Georg Wilhelm Friedrich Hegel, 1770 – 1831) – немецкого философа, одного из создателей немецкой классической философии, последовательного теоретика философии романтизма. В своем фундаментальном труде Гегель показывает неразрывную связь предмета науки с её историей. С философией сложнее всего: вечные разногласия о том, что это такое, приводят к неопределенности базовых понятий. Несмотря на это, философская мысль успешно развивалась на протяжении столетий.
Чарльз Хилл. Легендарный детектив Скотленд-Ярда, специализирующийся на розыске похищенных шедевров мирового искусства. На его счету — возвращенные в музеи произведения Гойи, Веласкеса, Вермеера, Лукаса Кранаха Старшего и многих других мастеров живописи. Увлекательный документальный детектив Эдварда Долника посвящен одному из самых громких дел Чарльза Хилла — розыску картины Эдварда Мунка «Крик», дерзко украденной в 1994 году из Национальной галереи в Осло. Согласно экспертной оценке, стоимость этой работы составляет 72 миллиона долларов. Ее исчезновение стало трагедией для мировой культуры. Ее похищение было продумано до мельчайших деталей. Казалось, вернуть шедевр Мунка невозможно. Как же удалось Чарльзу Хиллу совершить невозможное?
Уважаемый читатель!Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев — участников описываемых событий.Почему?Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта — субъективной оценкой.
