Рассказ об одном классе - [12]
— Шуро́к! Ты?
Шуро́к улыбается. Подбегают ребята…
За ужином Шурка́ усиленно потчевали, но ел он мало. То ли укачало на вертолете, то ли переживал. Шуро́к с седьмого класса усиленно готовил себя к космическим полетам. Бредил космонавтикой, перечитал уйму книг, занимался в специальном кружке при аэроклубе, заставил себя учиться только на «отлично», хотя математика ему не давалась. Шуро́к посещал тайком вечернее отделение авиационного института. Его прогоняли, но он все же проникал на лекции, переписывал конспекты. Шуро́к еще играл в хоккей, футбол, кстати весьма посредственно, в любую погоду бегал вокруг квартала по утрам, а минувшей зимой, чтобы закалить организм и избавиться от хронической ангины, записался в «моржи».
Мы всем классом пошли на первый заплыв городских «моржей». «Моржи» — здоровенные пенсионеры, с сизыми бритыми затылками, с утробными криками плюхались в темно-зеленую воду. Шуро́к, синий от холода, пупырчатый, как мороженый гусь, небрежно прохаживался по льду, а потом, помахав нам рукой, медленно погрузился в прорубь и поплыл. Мы дружно застучали зубами.
Столь радикальный метод борьбы с ангиной не мог не дать ощутимых результатов. Шуро́к свалился с невероятной температурой и полностью лишился голоса. Но когда выздоровел, вырезал гланды. Ангина была побеждена, а Шуро́к продолжал исправно, каждое воскресенье вплоть до ледохода ходить на реку в компании «моржей».
Ребята наперебой расспрашивали, Шуро́к отвечал односложно, с неохотой. Да, родной город такой же. Да, закончили на Пушкинской новый кинотеатр. Нет, в школе после выпуска не был…
— И вы, ребята, извините, но я не захватил вам писем или посылок от родных. Не мог…
— Оставь, пожалуйста, — перебил Алик. — Мы и так с родителями переписываемся, чепуха все это!
— Точно! — подхватил Левка. — Ведь ты же поступал в авиационное училище?
Шуро́к отвел глаза и ничего не ответил, ребята недоуменно переглядывались, а я стоял сбоку, и мне показалось, что Шуро́к едва сдерживает слезы. Это было так неожиданно и не похоже на Шурка́! Видимо, ребята тоже почувствовали неладное. Генка Черняев похлопал его по плечу:
— Ничего, старик, обойдется. Запоролся на экзаменах?
— Если бы… По крайней мере не было бы так обидно.
— Так в чем же дело?!
— Врачи не пропустили…
Как же так! В некоторой степени он посильнее Генки Черняева: у того один конек — бокс, а Шуро́к спортсмен разносторонний.
— Зрение, — сказал Шуро́к. — Очки теперь ношу. Вот. Пока в кармане…
Зима. Снегу по крыши. Работы почти нет. Скучновато. Спасибо Афанасию, научил меня охотиться. Теперь отваживаюсь отправляться один в недальние походы. Я плохо управляюсь с компасом, а лес здесь серьезный. На восток от рыбхоза тянется километров на семьсот, а на север — на три тысячи. Да и кем меряны эти таежные километры!
Охота — занятие увлекательное. Мечтаю о тетеревах и рябчиках, скромно отгоняю мысль о глухаре. Эту пудовую птичку и опытный таежник не вдруг добудет. Больше всего мне нравится охота на рябчика. Идешь и свистишь в манок. Свистишь и слышишь отзыв. Услышишь слабый ответ, затаишься и ждешь. Обязательно подлетит.
Но и здесь есть свои тонкости. Однажды рябчики не откликались, молчали. Я уже надежду потерял, но Афанасий все ходил и подсвистывал. Наконец и он устал.
— Поворачиваем домой?
— Успеется. Сейчас обманем рябцов. На драку выманим.
Афанасий сменил манок. Раздался призывный клич петушка. Тотчас поблизости залился рябчик, рассерженный присутствием соперника, Афанасий еще дважды дунул в манок, над головой зашелестели крылья, и серый шар закачался на ветке ели…
…Катя уезжает в третью бригаду собирать взносы. Туда же отправляется Иван Федорович: ему надо потолковать с рабочими насчет вечерней школы. Их повезет на лошади Афанасий. Мы с Левкой потихоньку от остальных отпрашиваемся у Джоева, и вот по льду застывшей Серебрянки мчатся легкие сани. Афанасий правит стоя, не отворачивается от режущего ветра, крутит над головой вожжами, горланит на всю тайгу:
— Аллюр, милая! Граб-бят!
И свищет, как Соловей-разбойник. Мы, придавленные тулупами, лежим в пахучем сене и смеемся: романтика! Лошадь стучит подковами по обдутым ветром ледяным буграм. Бригадир доволен, у него заимка в тайге.
— Ужо поохотимся. Пельмешек настряпаем, выпьем по малой.
Мчится по Серебрянке легкая кошевка.
В бригаде нас не ждут. Чей-то белый нос прижимается к стеклу. Из домика выскакивает Пшеничный, он даже не успел надеть куртку.
— Братцы! Гости приехали!
Стискивает в объятиях Катю.
— Вот это подарок!
Вечером сидим, сдвинув койки к чугунной печке. У печки сохнут валенки. Пшеничный извиняется перед Катей. Вообще он ведет себя довольно необычно, эдакий таежный абориген. Держится Пшеничный уверенно:
— Ну-ка, Рыжий! Живо за топливом!
Рыжий паренек медлит. Бурун лениво цедит, полузакрыв глаза:
— Тебе же сказали, детка. Бригадир сказал…
Рыжий скрывается за дверью. Пшеничный старается играть роль хлебосольного хозяина. Нужно сказать, что ему это удается. Он все время вьется возле Кати, мне это не нравится. Пшеничный сегодня в бледно-голубом, толстой вязки свитере, белый воротничок сорочки распахнут, светлые волосы аккуратно разделены пробором. Иногда мне кажется, что он все время играет какую-то сложную роль. Левка тоже наблюдает за Пшеничным, подмигивает.
22 июня 1941 года ученики девятого класса подмосковной Ильинской средней школы ушли добровольно в народное ополчение. Среди них были ребята, связанные между собой крепкими узами товарищества и дружбы.Повесть «Опаленная юность» и есть достоверная история того, как воевали под Москвой вчерашние школьники. Суровое время и сознание великой ответственности, которая легла на плечи ребят, превращает их из мальчишек в стойких и мужественных бойцов.Эти пареньки не совершали каких-то необыкновенных подвигов. Но они яростно дрались с врагом, защищая любимый город, и отдали свои семнадцатилетние жизни родине — разве это не подвиг?
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.
Уважаемый читатель!Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев — участников описываемых событий.Почему?Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта — субъективной оценкой.
