Рассказ Исы ибн Хишама, или Период времени - [4]

Иса ибн Хишам: Это вооруженные слуги, чтобы тебе было понятнее.

Паша: Ну и где же эти «слуги», отчего они не слышат зова? Пусть придут и разберутся с этим злодеем.

Погонщик: Полиция! Полиция!

Паша (Исе ибн Хишаму): Давай и ты, зови вооруженных слуг.

Говорил Иса ибн Хишам: Я подумал, к чему мне звать полицию, упаси Аллах от ее вмешательства. Полицейский стоял недалеко от нас, но на призыв не откликался. Я сказал паше: «Полицейский вон он, перед нами, но кричать и звать его бесполезно. Он, как видишь, занят продавцом фруктов и овощей». Погонщик тоже заметил полицейского и кинулся к нему, а за ним и зрители, собравшиеся вокруг нас. Полицейский стоял, держа в руке красный платок, полный всякой снеди, собранной утром у рыночных торговцев на его «участке». Он разбирался с хозяином лавки, приказывал ему убрать внутрь стебли сахарного тростника, выложенные снаружи. В другой руке он держал стебель тростника и размахивал им перед лицом торговца, как копьем. Одновременно он забавлял этим ребенка, сидевшего на плече у матери, и смешил его. Наконец, он двинулся к нам с платком в одной руке и со стеблем в другой.

Полицейский (собравшимся): Что за крики с утра пораньше? К чему эти вопли и суматоха? На вас никакой полиции не хватит!

Погонщик: Спаси меня, господин сержант, этот человек поколотил меня и не отдает заработанное. Ты же меня знаешь, я всегда на этом месте стою и никогда ни с кем не спорю и не ссорюсь.

Паша: Забери этого негодяя в тюрьму и держи там до моего приказа.

Полицейский (погонщику): Где тебя нанял этот человек, Мурси?

Погонщик: Неподалеку от ал-Имам.

Паша (полицейскому): Почему ты не выполняешь мой приказ? Живо веди его в тюрьму.

Полицейский (со смехом): Ты, похоже, из тех юродивых, что собираются возле ал-Имам. Пошли-ка со мной в участок, по тебе видно, что карманы твои пусты и платить тебе нечем.

Говорил Иса ибн Хишам: Полицейский ухватил пашу за руку и потащил его, а тот от изумления чуть не лишился дара речи и не знал, что ему делать. Платок с фруктами и прочей снедью полицейский оставил у человека, которому погонщик поручил своего осла. Мой спутник паша плелся, влекомый за руку полицейским, за ними шел погонщик, а следом — вся толпа. Когда подошли к участку и поднялись по лестнице, погонщик вновь принялся вопить что было мочи. Один из состоявших при участке солдат дал ему затрещину, чтоб замолчал — не дай бог, разбудит господина помощника, спавшего глубоким сном. Мы вошли в кабинет фельдфебеля для проведения дознания. Фельдфебель завтракал, перо у него было за ухом, он снял с головы тарбуш{34}, скинул с ног ботинки и расстегнул пуговицы мундира. Рядом с ним стояли два феллаха, думаю, его родственники, которые воочию могли убедиться в том, как ловко он командует всем и вся в столице государства, главном городе страны, как может арестовать любого, кем бы он ни был, и вытрясти из него душу. Фельдфебель выгнал нас из кабинета, чтобы не мешали ему завтракать, и мы стали ждать в коридоре. Измученный паша хотел облокотиться о стену, но рука у него подвернулась, и он упал прямо на солдата, подметавшего пол. Солдат разразился бранью, вбежал в кабинет и сказал фельдфебелю, что обвиняемый, на которого жалуется погонщик, напал на него во время исполнения им своих служебных обязанностей и ударил его всем своим телом. Фельдфебель велел ввести обвиняемого и вызвал писаря для составления двух протоколов: одного — о правонарушении, другого — о преступлении. Он сам продиктовал, согласно предписанной форме, текст, из которого я не понял ни слова. После того как приведший нас полицейский дал показания в пользу погонщика, а сам фельдфебель засвидетельствовал факт нападения обвиняемого на его подчиненного, находившегося «при исполнении», он пришлепнул оба протокола печатью и приказал отвести обвиняемого в арестантскую и составить обвинительное заключение. Солдат-истец ухватил моего спутника за руку и поволок в камеру, осыпая при этом побоями. Паша все еще пребывал в растерянности и недоумении, а вышедши из оцепенения, обернулся ко мне и сказал.

Паша: Я уже ничего не соображаю, что это — Судный день? Или страшный сон? Или Всевышний столь разгневался на меня, что послал мне это великое унижение?

Иса ибн Хишам: Придется тебе смириться и потерпеть, пока мы не выпутаемся из этой истории.

Говорил Иса ибн Хишам: Когда мы оказались перед писарем, составлявшим обвинительное заключение, паша спросил, положен ли ему поручитель. Я предложил в поручители себя, но мне отказали, заявив, что требуется подтверждение от шейха квартала{35}. Я растерялся, где мне сейчас найти шейха квартала? Один из солдат шепнул мне на ухо: «Выйди на улицу, ты найдешь шейха квартала возле двери, дай ему десять кыршей{36}, и он подтвердит твое поручительство». Солдат пошел вместе со мной, указал мне шейха квартала и помог договориться о плате за услугу. Потом он оставил меня и присоединился к другим солдатам, которые кулаками затыкали рты жалобщикам, чьи стенания и причитания нарушали мирный сон господина помощника. Неожиданно они прекратили избиение и в мгновение ока разбежались, как будто кто-то пригрозил им с небес, а тот, который наносил рабам Аллаха самые свирепые удары, ринулся в комнату, где спал помощник, пинком открыл дверь и стал немилосердно трясти спящего. Помощник в страхе проснулся, и ему сообщили, что у входа в участок замечен приближающийся к нему инспектор. Помощник второпях накинул мундир и помчался навстречу. Завидев инспектора, стал по стойке смирно. К несчастью, нахлобучивая на голову тарбуш, он не повернул его кисточкой вправо, как положено, и кисточка свисала ему на лоб. К тому же он не успел побриться, и щеки его заросли щетиной. Инспектор рассердился, сделал ему выговор и, войдя в комнату, стал писать приказ о наложении на помощника взыскания за нарушение «установленной формы одежды».