Ранний Самойлов: Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х - [34]

Шрифт
Интервал

Что нас спасало и вело,
Еще не ставшее словами,
Быть только музыкой могло!
А дирижер, достав со дна,
Аккорд терзает властной дланью.
И вот – когда уж нет дыханья,
Опять вступает тишина.
Она звучит дрожащим светом
И воздухом, слегка нагретым,
Дрожаньем камня на стекле
Переливается во мгле.
И вдруг – как всадники с клинками,
Влетают в песню скрипачи.
Под лебедиными руками
Из светлой арфы бьют ключи.
И в грудь колотят барабаны.
Труба страстям играет сбор.
В тебя впивается губами
Неописуемый простор…
С одной тобой он мог сравниться
Тем ощущеньем, как во сне,
Что вдруг прервется, не продлится
Любовь, подаренная мне,
Придет, и с ней пора проститься,
Уйдет она, как звук, как дрожь…
И ты расплывшиеся лица
Никак в одно не соберешь.
Сергей хотел: еще, еще!
Но, взяв предсмертные высоты,
Звук прерывается.
И кто-то
Его хватает за плечо.
Так вот ты где, жестокий май,
Бессонный май передвоенный,
Раскрытый настежь!
Принимай!
Опять испей напиток пенный!
Узнай опять: ее смешок
Слепит и тает, как снежок,
Все та же искорка, все та же
Рискованная синева.
И в рамке золотистой пряжи –
Закинутая голова.
…………………….
…………………….

Из второй главы

Как в дни библейские, вначале
Был бури свист и ветра вой.
Нас наши матери зачали
В лихие дни гражданских войн.
Над нашей колыбелью сонной,
Вооруженный до зубов,
Пел ветер революционный:
«Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!»
…………………………………
…………………………………
…………………………………
…………………………………
О, кто б ты ни был, где б ты ни был,
Какой ни властвовал судьбой –
Настанет час. Приходит гибель,
Последний сердца перебой…
Строка, пересеки пространство
И скромный птицы пересвист.
Войди. Открой пошире ставень.
Стань невидимкой за порог,
И вслушайся в слегка картавый,
В его неспешный говорок.
Там лоб как шар слоновой кости.
И тень колеблется оплечь.
Жужжанье пчел. А рядом – гостя
Простой полувоенный френч.
– Да, мы на взлете. Нынче вещи
Тогда в цене, когда годны
На баррикады в Будапеште.
Мы – суть, мы гребень той волны,
Что бьет, поблескивая скупо,
Что бьет, сметая рубежи.
И тупорылым пушкам Круппа
Диктуют волю мятежи.
Но путь истории негадан.
И мы должны считаться с тем,
Что лет с полсотню будет рядом
Существованье двух систем,
Что вдруг волна найдет на камень;
Что передышка; что покой;
Что невозможно кулаками,
А нужно хлебом и строкой.
Тогда настанет мир колючий,
Настанет ясная для нас
Неправомочность революций
Вести в огонь рабочий класс.
Топча трехцветные знамена
И прославляя динамит,
Косая тень Наполеона
Опять Европу заслонит.
Ну что ж! И вы костями лягте.
Поход играют времена.
И вместо всех абстрактных тактик –
Национальная война!
Опять страна в пожаре алом,
Опять дымится черный торф.
И прославляют генералы
Бородино и Кунерсдорф[189].
Слова! Да что тогда в них толку!
Слова – бессильная мазня.
Нам не трястись, держась за холку
Обезумевшего коня.
Кривой дорогой скачет время.
Его дорога непроста.
Но – крепче в седла!
Ноги в стремя! В руке железная узда!
Пусть не у всех достанет пылу.
Иных возьмет хула и бред.
Она придет – не в лоб, так с тылу,
Как конницы полночный рейд…
………………………………………
……………………………………….

Отрывки

Тяжелый мост в пыли заката
Над фиолетовой рекой.
Шуршит вода, как под рукой
Рукав бухарского халата.
…………………………….
Вагон летит на мост, на воздух
Ракетой с голубым хвостом.
Его двойник мелькает в звездах
Под опрокинутым мостом.
Как несгораемые кассы
Стоят вокзалов терема.
Сдвигают светлые каркасы
Полунаклонные дома.
И как гладильная доска
Шипит шоссе под утюгами.
Двумя асфальтными кругами
В потемках светится Москва.

Из третьей главы

Вдруг приближается гроза,
Жару беззвучно нагнетая.
Под ветром падает лоза,
И к небу ласточка взлетает.
А облака, прогрохотав,
По тракту катятся обозом.
И ветер, не касаясь трав,
Летит, задрав подол березам.
И вдруг – ударом кулака,
И вдруг – по шкуре барабанной
Налетом влаги ураганной
Снижающиеся облака –
Секут и хлещут – не струей –
Сплошной водой, стеной, обвалом,
И молньи тычут острие
С размаху и куда попало,
Как водяное колесо
Глухими крутит жерновами
И ледяною полосой
Бесчинствуют над головами.
Эге, гроза! ликуй и лей!
Пройдись своим разгулом синим
По одиночеству полей
И по лепечущим осинам.
Переиначивай, крои!
Мости луга кусками тверди!
Неодолимее любви
И неминуемее смерти!
………………………….
………………………….
Когда, очнувшись, семафор
Честь отдал с выправкой солдатской,
И поезд утащил в простор
Вагоны, пахнущие краской,
На затерявшемся разъезде
Мир стал предельно ощутим
В росе разбрызганных над ним
Прохладных, гаснущих созвездий.
Светало. Воздух был глубок.
Внизу – лощина, точно заводь.
Кустарник. Дальше на восток
Два облака учились плавать.
Большак. Прибрежное село
Открылось за холмом покатым.
Сиреневым и розоватым
Стал угол неба. Рассвело.
Давно знакомые места…
Ночь. Вьюга. Круговерть. Метель.
Опутан музыкой железной,
Там мост, как тяжкий конь, взлетел.
Ночь. Ночь. – И человек над бездной.
Прядут прядильные станы
Пурги. – А человек без звука.
Буран свистит стрелой из лука.
Ночь. Ночь. – И руки скрещены.
Ночь. Вспыхивает снег, как фосфор,
Дома приобретают крен.
Патруль по льду обходит остров –
Бураном заметенный Кремль…
И если бы в зенитной вспышке
Прохожим было суждено,
К той белизне слегка привыкши,
Взглянуть в высокое окно,
Там был бы виден профиль четкий.
Но нет прохожих. Снег белей

Еще от автора Давид Самойлович Самойлов
Цыгановы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Памятные записки

В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)


Мемуары. Переписка. Эссе

Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.


Стихотворение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Струфиан

Уже много лет ведутся споры: был ли сибирский старец Федор Кузмич императором Александром I... Александр "Струфиана" погружен в тяжелые раздумья о политике, будущем страны, недостойных наследниках и набравших силу бунтовщиках, он чувствует собственную вину, не знает, что делать, и мечтает об уходе, на который не может решиться (легенду о Федоре Кузьмиче в семидесятые не смаковал только ленивый - Самойлов ее элегантно высмеял). Тут-то и приходит избавление - не за что-то, а просто так. Давид Самойлов в этой поэме дал свою версию событий: царя похитили инопланетяне.  Да-да, прилетели пришельцы и случайно уволокли в поднебесье венценосного меланхолика - просто уставшего человека.


Стихи

От большинства из нас, кого современники называют поэтами, остается не так уж много."Поэзия — та же добыча радия"(Маяковский). Отбор этот производят читатели — все виды читателей, которых нам посчастливилось иметь.Несколько слов о себе.Я 1920 года рождения. Москвич. Мне повезло в товарищах и учителях. Друзьями моей поэтической юности были Павел Коган, Михаил Кульчицкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов, Борис Слуцкий. Учителями нашими — Тихонов, Сельвинский, Асеев, Луговской, Антокольский. Видел Пастернака.


Рекомендуем почитать
Повелитель железа

Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.


Горбатые мили

Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Белый конь

В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.


Безрогий носорог

В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.


Писательница

Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.


Проза Александра Солженицына. Опыт прочтения

При глубинном смысловом единстве проза Александра Солженицына (1918–2008) отличается удивительным поэтическим разнообразием. Это почувствовали в начале 1960-х годов читатели первых опубликованных рассказов нежданно явившегося великого, по-настоящему нового писателя: за «Одним днем Ивана Денисовича» последовали решительно несхожие с ним «Случай на станции Кочетовка» и «Матрёнин двор». Всякий раз новые художественные решения были явлены романом «В круге первом» и повестью «Раковый корпус», «крохотками» и «опытом художественного исследования» «Архипелаг ГУЛАГ».


Рукопись, которой не было

Неизвестные подробности о молодом Ландау, о предвоенной Европе, о том, как начиналась атомная бомба, о будничной жизни в Лос-Аламосе, о великих физиках XX века – все это читатель найдет в «Рукописи». Душа и сердце «джаз-банда» Ландау, Евгения Каннегисер (1908–1986) – Женя в 1931 году вышла замуж за немецкого физика Рудольфа Пайерлса (1907–1995), которому была суждена особая роль в мировой истории. Именно Пайерлс и Отто Фриш написали и отправили Черчиллю в марте 1940 года знаменитый Меморандум о возможности супербомбы, который и запустил англо-американскую атомную программу.


Жизнь после смерти. 8 + 8

В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)


Дочки-матери, или Во что играют большие девочки

Мама любит дочку, дочка – маму. Но почему эта любовь так похожа на военные действия? Почему к дочерней любви часто примешивается раздражение, а материнская любовь, способная на подвиги в форс-мажорных обстоятельствах, бывает невыносима в обычной жизни? Авторы рассказов – известные писатели, художники, психологи – на время утратили свою именитость, заслуги и социальные роли. Здесь они просто дочери и матери. Такие же обиженные, любящие и тоскующие, как все мы.