Путевые впечатления. Кавказ. Часть 1 - [55]

Наконец, ханство ногайских татар было покорено в восемнадцатом веке Екатериной II.

Впрочем, пусть те из наших читателей, которые не будут удовлетворены только что данными нами объясне­ниями, обратятся к сочинениям:

«Asia polyglotta»[26] Клапрота,

«История России» Левека,

«История казаков» Лезюра,

«История монголов» д’Оссона

и, кроме того, как сказано выше, ознакомятся с кни­гой «Степи» нашего соотечественника Омера де Гелля.

Мы просим прощения у наших читателей за то, что эта глава получилась такой короткой, но, поскольку она нам самим кажется несколько скучноватой, мы придержива­емся мнения, что чем она короче, тем лучше.

Вернемся же к Чир-Юрту, куда мы как раз намерева­лись въехать, когда нас вдруг охватила злосчастная мысль высказать в свой черед собственное мнение о монголах и татарах.

XVII НИЖЕГОРОДСКИЕ ДРАГУНЫ

Мы осведомились, где находится дом князя Дондукова- Корсакова, и нам указали на верхний город, то есть на другой конец Чир-Юрта, противоположный тому, через который мы туда вступили.

Начиная с Шелковой мы беспрестанно слышали имя князя Дондукова-Корсакова: оно звучало по любому поводу и всегда с похвалой.

Существуют реки, города и люди, имя которых дохо­дит до твоего слуха прежде, чем ты их увидишь.

Имя князя Дондукова-Корсакова — одно из подобных имен.

Мы даже не стали никого посылать к князю, чтобы справиться у него, где нам можно будет остановиться. Уже привыкшие к русскому гостеприимству, самому

широкому, самому блестящему из всех гостеприимств, мы направились прямо к дому князя.

Посреди казарм Нижегородского драгунского полка виднелось большое и великолепно освещенное здание; мы догадались, что это и есть жилище князя, и велели доставить нас к крыльцу.

Слуги вышли нам навстречу, словно нас здесь ждали, а мы, со своей стороны, сошли с повозки, словно нас сюда пригласили.

Как только мы вступили в первую гостиную, к нам подошел какой-то старший офицер. Не зная князя в лицо, я решил, что этот офицер и есть князь, и обра­тился к нему с приветствием.

Однако офицер остановил меня на полуслове: как выяснилось, передо мной был не князь Дондуков- Корсаков, а его преемник, граф Ностиц.

Князь только что был произведен в генералы, и граф Ностиц сменил его на посту командира Нижегородского драгунского полка.

Так что это он предложил нам теперь гостеприим­ство.

Князь был предупрежден о нашем прибытии курьером, посланным к нему из Хасав-Юрта, и вот-вот должен был прийти.

Не успел граф Ностиц договорить, как князь уже по­явился и протянул мне руку.

Другая его рука была на перевязи: рана, полученная в последнем его походе против чеченцев, обрекала князя на бездействие.

Это был именно такой человек, каким я его себе пред­ставлял: гордый взгляд, улыбка на губах, открытое лицо.

Нас провели во вторую гостиную, которая вся была обвешана великолепными персидскими коврами, приве­зенными из Тифлиса графом Ностицем.

В большой гостиной мой взгляд прежде всего при­влекла довольно хорошо исполненная картина, изобра­жающая черкесского командира, который вместе со сво­ими людьми обороняет вершину какой-то горы.

Я поинтересовался, что это за горец, удостоенный чести стать героем картины.

Оказалось, что это был Хаджи-Мурад.

Тот самый Хаджи-Мурад, которого, как вы помните, дорогие читатели, мы видели играющим важную роль в сцене трагической смерти Гамзат-бека.

И действительно, имя Хаджи-Мурад — одно из самых известных имен на Кавказе. Это герой легенды. Чем больше пройдет лет, тем крупнее будет представляться его образ.

После того как Шамиль стал главой имамата, Хаджи- Мурад поссорился с Шамилем или сделал вид, что поссо­рился с ним, и поступил на русскую службу. В 1835 и 1836 годах он был офицером милиции.

В это время у коменданта крепости Хунзах полковника Лазарева появились основания думать, что Хаджи-Мурад тайно поддерживает сношения с Шамилем. Он приказал арестовать его и под сильным конвоем препроводить в Тифлис.

На вершине горы, где конвой сделал короткий привал, Хаджи-Мурад верхом приблизился к составленным в козлы ружьям, выхватил оттуда ружье, затем вырвал патронную сумку у солдата и бросился в пропасть.

Падая, он сломал себе обе ноги.

Солдаты получили приказ преследовать его; четверо бросились вслед за ним в лощину; он же, хотя и пере­двигаясь ползком, четырьмя выстрелами убил четырех солдат и сумел присоединиться к Шамилю.

Это с его помощью Шамиль смог снова захватить Хун­зах и совершить знаменитую кампанию 1843 года, столь роковую для русских.

Однако в конце 1851 года, когда Шамиль обвинил Хаджи-Мурада в провале одного из его набегов, они опять поссорились, и Хаджи-Мурад направился в Тиф­лис, чтобы отдаться под покровительство графа Ворон­цова.

Но там на него снова пали те же подозрения, что и в Хунзахе. Граф Воронцов, убежденный, что Хаджи-Мурад явился лишь с целью разведать местность, дал ему почет­ный конвой, который был не чем иным, как стражей.

Вероятнее всего, Хаджи-Мурад, имевший широкие связи с лезгинами, хотел добраться до крепости Закаталы на границе Кахетии и стать независимым как от русских, так и от Шамиля.

В начале апреля 1852 года он прибыл в Нуху. Князь Тарханов, комендант города, был предупрежден об этом и отдал приказ следить за горцем строже, чем когда бы то ни было.