Против часовой - [25]

— Слушай меня, детка. Сама я, как ты понимаешь, не вожу машину. — Наташа только сейчас вспомнила о ее костяной ноге. — Но у нас есть друг, он приедет за тобой. Именно он, потому что он хорошо говорит по-русски. В баре тебе оставаться не следует. Бармен отведет тебя в ближайшую церковь. Жди там и ни шагу. Сейчас службы нет — просто присядь на скамейку и жди. Дашь бармену пять песо. — И Солвейг дала отбой.

— Плиз, русо синьора, — сказал хозяин, еще шире улыбаясь.

— Адьёс, — хором и весело крикнули оба мужчины из-за дальнего столика. — Адьёс, синьора русо!

Глава 20. ОПЯТЬ В ХРАМЕ

Они прошли несколько кварталов, свернули направо и оказались на небольшой площади. Здесь стояла небольшая, как и сама площадь, церковь, а вот голубей не было — наверное, их съели кошки, которые шныряли повсюду. Как и улицы, по которым они шли, площадь тоже была вся в мусоре. Провожатый открыл тяжелую дверь, пропустил в нее Наташу и — исчез, не перекрестившись. И деньги Наташа не успела ему вручить — впрочем, она и так уже ему заплатила…

В церкви было прохладно и темно. Яркое уличное солнце, преломляясь в витражах, смутными цветными бликами падало на каменные плиты пола. Приглядевшись, Наташа обнаружила в другом конце храма алтарь и раскрашенное распятие, на котором, свесив набок голову, висел почти голый, в одной набедренной повязке, и очень худой Христос — совсем темный, как если бы он был негром. Наташа когда-то была в Риме, и на экскурсии по Ватикану группе дали двадцать минут на осмотр Сикстинской капеллы. Там Христос, вершивший Страшный суд, был принаряжен в какую-то тунику с перевязью. У него оказалось довольно атлетического сложения тело, бугристые икры и толстые ляжки. Его мощная фигура подавляла роящихся у подножья престола маленьких грешных людишек, на каждом из которых были только бордовые трусики, похожие на детские… Наташа тогда еще подумала, что это довольно странно — Страшный суд, все-таки, а не олимпиада.

Костел был отчасти похож на лекционный зал. Рядами стояли скамейки, отчего-то красные, как в Малом театре. Наташа и решила сначала, что они обтянуты то ли бархатом, то ли плюшем, но нет, они были деревянные и голые, просто покрашены красной краской. Наташа неловко перекрестилась в сторону распятия, — она знала, что христианин независимо от конфессии может молиться в любом христианском храме, — смирно присела на краешек крайней скамейки и принялась думать.

Так, завтра — Новый год, то есть сегодня тридцать первое число. Странно, но в городе не заметно было никаких приготовлений к празднику. Должно быть, мексиканцы празднуют лишь католическое Рождество, а Новый год для них не праздник, ведь здесь не растут елки. И очень далеко до Лапландии, где по слухам живет Дед Мороз… Если бы Наташа курила анашу, то поняла бы, что поймала кайф, словила приход, как говорят друзья старшей, — такое у нее было состояние.

Со стороны алтаря ей почудился какой-то шорох, она оглянулась, но нет, Христос висел себе смирно, не шелохнется. А больше никого не было: только она и Спаситель. Наташа еще раз перекрестилась, и подумала, что скоро православное рождество — по старому стилю. А там и святки, а потом в России будут святить воду на Крещенье. И купаться в прорубях. Как это называется — иордань… И вдруг впервые она поняла, как далеко она сейчас — от родины. И как она одинока в этой чужой стране, где даже Новый год не празднуют по-человечески. И что никто ей не подарит подарков. Наташе стало так жаль себя, что она прослезилась. И тут же сделалось лучше. Где же ты, Валерка, бедный, бедный мой, сказала она шепотом и с испугом услышала в ответ тихое-тихое эхо ее слов, мигом умершее где-то под сводами храма.

Она вспомнила, что согласно программе ее тура второго числа ее повезут на какой-то остров в Карибском море. Назывался остров Косумель. Красивое имя для острова, сонно подумала Наташа, похоже на форель. Интересно, есть ли там в океане акулы. В конце концов, действие фильма Челюсти происходило где-то здесь, на берегу Мексиканского залива… После этого смутного воспоминания — она очень давно смотрела этот фильм на видео — Наташа задремала.

Ей начал сниться сон. Ей приснилась бабушка Марья Петровна Стужина. Одно время после своей смерти бабушка очень часто снилась Наташе, грозила пальцем, о чем-то предупреждая: Наташа понимала, что душа бабушки еще не успокоилась, болеет о внучке, старалась слушаться. Но сейчас бабушка была весела. Кажется, они ехали в поезде, и бабушка что-то показывала Наташе в окне, лукаво улыбаясь. Наташа выглянула и увидела бескрайнюю глиняную пустыню, в которой кое-где торчали елки. Некоторые были наряжены и мигали разноцветными лампочками. Но как-то внезапно деревья стали обглоданными и желтыми. И Наташа поняла, что это не елки, а кактусы, и с сожалением проснулась — ей хотелось досмотреть сон, узнать, что будет дальше, и куда бабушка ее везет…

На самом деле она проснулась оттого, что на нее смотрели. Открыв глаза, она увидела сидящего на скамейке перед ней немолодого господина с маленькими очень черными и лоснящимися, будто подкрашенными, усами, как у Чаплина, и красивой сединой, тоже как у актера. Наташа еще успела подумать, что это следующая серия сна и что, по-видимому, в Мексике и сны тоже снятся во многих сериях. Она улыбнулась — самой себе. Но господин, который внимательно изучал Наташу своими черными, навыкате, умными глазами тоже улыбнулся, отнеся, наверное, сонную Наташину улыбку на свой счет.