Против часовой - [26]

— Где я? — спросила у него Наташа.

— Добро пожаловать в страну ацтеков, — внушительно отвечал господин на чистом русском языке, вперив в нее черный взгляд. Но ответ не понравился Наташе: выходило, что это не она сама, как заправский конквистадор, добралась до этой страны, а этот вот незнакомец ее сюда привез — так по-хозяйски он себя вел. И вообще — в нем было что-то театральное выспреннее. Выпендривается, объяснила себе Наташа дочерним языком. Ей отчего-то этот господин показался не искренним. А потом — отчего он так ловко шпарит по-русски, коли он мексиканец?

— Буэнос диас, — задиристо сказала Наташа, понимая, что, кажется, проснулась. И просто представилась: — Наташа..

— Виктор Карерас, — сказал господин. — Адвокат, дипломат, писатель….

Все ты врешь, подумала Наташа, еще и писатель. Ишь, какой павлин. И странно, что он представился так неофициально, без отчества, подумала она, но тут же сообразила, что в Мексике, должно быть, нет отчеств. Да и она не назвала своего — Ардальоновна. И представилась еще раз:

— Наталья Брезгина. — Помедлила и добавила: — Историк, доцент.

— Прошу, — сказал синьор Карерас и повел рукой.

— Спасибо, — сказала Наташа не без вызова.

И они пошли вон из храма, и новый знакомец деликатно поддерживал Наташу под локоток.

Глава 21. ВИКТОР И СОЛВЕЙГ

— Что ж, — говорила Солвейг О’Хара, разглаживая Наташину бумажку на стеклянном журнальном столике, посередине которого стояла разрисованная загадочным серым орнаментом огромная черная, как камень, керамическая миска с земляными орехами. — Далеко он забрался. Это на самом Севере, детка, ближе к американской границе. А разрешения для посещения северных мексиканских штатов у тебя наверняка нет.

— Нет, — согласилась Наташа, вспомнив вопрос в агентстве, который ей задали и который ее так удивил.

Они втроем сидели в гостиной апартаментов Солвейг в небоскребе, расположенном на холме в одном из самых фешенебельных районов мексиканской столицы. Стена гостиной была стеклянная, и город был виден, как в телевизоре. Помимо миски с орехами на столе были, конечно, и рюмки, и лимон, и соль, и бутылка золотой текилы. Текилу ведь можно пить всегда, до, во время и после, — это Наташа уже усвоила. Одно было плохо: сейчас она на текилу смотреть не могла, ее мутило и, кажется, расстроился желудок. Должно быть, давала о себе знать та мутная и вонючая вода, что принес ей бармен. Ох, если б он заранее знал, что она русо, принес бы, наверное, минералки…

Но как ни дурно было Наташе после пережитого в Дакторис Колониа — она отдыхала. Хоть и чрезмерно велика была гостиная, по-иностранному огромен экран плоского телевизора и кудрява береза в кадке, стоявшей на пластиковом полу, в квартире Солвейг было прохладно и уютно. Забавно, думала Наташа, чтобы отвлечься от неприятностией с желудком, у нас наоборот — в кадках растут как раз кактусы, а березы — на свежем воздухе.

— Русской синьоре полезна была бы неделька на океане, прежде чем пускаться в пампасы, — сказал Виктор. — Вы, Наташа, как бы это поделикатнее выразиться, несколько зеленого цвета. Не сердитесь, но вы, кажется… как это по-русски… испили нашей водопроводной воды?

— Да, — призналась Наташа. — Испила. И воды, и вашей текилы.

— Ну, детка, текила еще никому не вредила, — вмешалась Солвейг. — Виктор, возьми у меня в спальне лекарство. Ты знаешь, там, в верхнем ящике тумбочки… Что ж, я не успела тебя предупредить, у нас никак невозможно пить воду из-под крана… — Но как только Виктор вышел бесшумной походкой, Солвейг положила свою полную руку с фиолетовым маникюром на руку Наташи и сказала, понизив голос почти до шепота — Виктор очень влиятельный и полезный человек, детка. И очень добрый. Будь с ним поласковее.

Виктор принес лекарство, Наташа по настоянию Солвейг выпила сразу две таблетки, и ей показалось, что стало легче. Хотя с такой скоростью таблетки никак не могли помочь.

— А теперь, — сказала Солвейг, — оставь адрес у меня, я сверюсь с картой и уточню твой будущий маршрут на север. Если хочешь, приляг — тебе было бы полезно чуть подремать…

— Нет-нет, я пойду. К себе в отель. — Наташа хотела сказать это решительно, но сама поймала себя на том, что прозвучали ее слова как-то жалобно.

— Понимаю, детка. Постарайся заснуть. Имей в виду, у тебя завтра перелет на Косумель. С наступающим!

И ведь правда — Новый год, подумала Наташа.

И все трое чокнулись.

— Как говорят русские: с Новым годом — с новым счастьем! — сказал Виктор — он говорил по-русски так тщательно и точно, что в этом слышалось что-то искусственное и намеренное… Когда он довез ее до отеля, Наташа еле держалась на ногах. Виктор довел ее до дверей номера. Склонился было, чтобы поцеловать руку, но тут Наташа пошатнулась. Она сделала отстраняющий жест, ввалилась в номер и упала на кровать. Виктор тихо прикрыл дверь. Наташе было так плохо, что перед тем, как заснуть, она успела подумать:

— Ну, хорошо. А если бы я умерла. Если бы меня просто больше не было на свете. Они бы справились без меня, ведь так? Обе уже взрослые, почти взрослые, и у них есть хороший добрый отец. А я бы спокойно умерла — в конце концов и это можно пережить… Надо бы позвонить им, я обещала Володе позвонить, едва прилечу, да, позвонить и рассказать…