Профессор Влад - [69]

Был уже вечер и наше семейство, кто как любил и умел, предавалось тихому послеужинному отдыху, — когда в прихожей вдруг раздался звонок. После недолгого шебуршания у двери папа, стыдливо прикрывая цветастые «семейки» свежим номером Elle, испуганным шепотком сообщил, что меня спрашивает «какая-то странная девушка».

Что за девушка? Но папа опасливо прошептал, что имя осталось неизвестным — его заглушили внезапные истерические рыдания посетительницы. Делать нечего, пришлось оторваться от монитора, по которому как раз в этот миг запрыгали весёлые гусеницы карточных колод, и самой выйти к загадочной визитёрше.

В прихожей было пусто — очевидно, отец не рискнул пригласить чересчур эмоциональную гостью внутрь! — но дверь на лестницу осталась чуть приоткрытой и оттуда и впрямь доносились сдавленные всхлипывания. Кто бы это мог быть?.. Я осторожно выглянула в щёлку… и, прежде чем успела в шоке захлопнуть дверь, что-то похожее на мокрого, долгоногого, красноглазого страусёнка вскочило с грязных ступеней и с диким воем кинулось мне на шею!.. Две-три секунды я растерянно обнимала гостью, лихорадочно соображая, кем же она может нам приходиться; и лишь когда «страусёнок», весь в ярко-синих подтёках, отпрянул, чтобы громко высморкаться в бумажный платочек, я с изумлением вычленила мелкие, но говорящие детали: трогательную шейку-стебелёк, на которой так ловко сидит маленькая, плохо ощипанная, вся в каких-то струпьях головка… розовое синтетическое боа… длинные худые ноги в красных колготках, торчащие из-под короткого желтого манто… Господи! Да может ли это быть?! Анна!

Оказывается, она знала, где я живу (кто бы мог подумать). Но почему в таком состоянии?! Я-то была уверена, что уж у кого-кого, а у неё точно всё прекрасно: вот уже месяц, как она жила у Гудилиных на правах официальной невесты (они с Гарри недавно расписались и теперь с нетерпением ждали дня свадьбы), и Захира Бадриевна успела всей душой привязаться к доброй, домовитой девушке, которая тоже на каждом углу распиналась, как обожает будущую свекровь… Или не так?.. Так… Ну, а что же случилось?..

Но Анна только судорожно всхлипывала, утыкаясь носом мне в макушку, — и, даже когда я втащила её в прихожую и освободила от цыплячьей шубейки, всё ещё не могла толком выговорить ни слова. Не выдержав, я схватила её за плечи и с силой затрясла. В чём дело? Подвывает. Не поладили с тётей Зарой?.. Мотает головой. Что-то с Гарри?.. Отчаянный кивок. Тут уж мне и впрямь стало не по себе. Да что случилось-то, господи?.. Что?!

— О-он в-в-выгнал меня!.. — внезапно выкрикнула бедняжка сквозь душивший её горловой спазм — и, словно этот вопль что-то пробил в ней, вновь зарыдала в голос. Чувствуя одновременно изумление и облегчение, я отпустила её. Меж тем в прихожую, привлечённые странными звуками, выползли родители — мама в красном кимоно, папа — в линялых джинсах и зелёной футболке, но по-прежнему с номером Elle в руках; оба разглядывали бывшую Русалочку с откровенным любопытством.

Анна беспрерывно плакала и тряслась, пока я вела её в кухню, усаживала за стол, поила жасминовым чаем вперемешку с валокордином; осилив несколько глотков, она, наконец, немного пришла в себя — и смогла почти связно объяснить, что произошло. Я ушам своим не верила: оказывается, Гарри только что выставил её из дому, не дав даже собрать вещи — и пообещав, что завтра привезёт их ей самолично (на этом месте лица родителей озарились мягкими ностальгическими улыбками). А сейчас, мол, ни секунды лишней не желает терпеть её присутствие в квартире…

Но почему?! Экс-Русалочка снова всхлипнула и затряслась. Ей и самой хотелось бы знать — почему? Она так хорошо вписалась в их семью — так скромно себя вела, поддерживала в доме уют, научилась вкусненько стряпать — даже сама Захира Бадриевна ела да нахваливала! В общем, всё шло замечательно, вот только Гарри в последнее время стал какой-то странный: вечно придирался к ней, Анне, изводил дурацкими претензиями, требовал чего-то такого, чего она не понимала и понять не могла — и все попытки угодить ему только сильнее его раздражали:

— Заставлял играть с ним в эти… как их там… ну, шашки… А я всё никак не могу запомнить — как они ходят-то, шашки эти дурацкие?!

— Так он что же, из-за шаш… из-за шахмат тебя выгнал?! — спросил папа, от изумления чуть не выронив замученный Elle (сам того не замечая, он всё это время отщипывал от него мелкие клочки и сбрасывал на пол). Анна протестующе замотала головой:

— Да нет! Выгнал он меня за то, что я сосала у него энергию!

— Что-о?!

— Так он сказал… — и бедняжка снова забилась в истерике, лихорадочно стуча зубами о край фарфоровой кружки.

В тот вечер мы ещё долго утешали Анну — и в конце концов оставили её у себя ночевать. Несчастная униженная девушка не решалась вот так сразу вернуться домой, где её уже, честно сказать, не ждали: родители, радуясь, что дочка пристроена в хорошие руки, подали на развод, — а младший брат, с которым она раньше делила комнату, успел привести туда собственную гёрлфренд — такую же роскошную блондинку, только постервознее.

Наутро — то была суббота — стало ясно, что надо что-то решать. За завтраком устроили семейный совет. Я всегда любила эти уютные домашние сходки, но тут, едва мы уселись за стол, мне стало не по себе — откуда-то появилось странное чувство, словно я в чем-то виновата, — и я тщетно искала причину, пока, наконец, не осознала, что на сей раз именно я — главный герой сборища и на меня со всех сторон устремлены испытующие взоры, где надежда смешана с укоризной.