Профессор Влад - [63]

И всё-таки без осложнений не обошлось. Когда я выложила перед Владом два кривоватых, аляповатых кусочка бумаги, тот деловито спросил:

— На что?

— На «Мастера и Маргариту», — гордо ответила я.

— Терпеть не могу Мастера и Марга… — начал было профессор — но, взглянув на моё лицо, осёкся, закашлялся — и, вчитавшись в набранный микроскопическим шрифтом текст на обороте, бодро проговорил: — О-о, мюзикл!.. Обожаю. Встречаемся в фойе?.. Только, пожалуйста, — тут голос его стал строгим, — никаких джинсов и свитеров: на вас должны быть туфли и классическое вечернее платье. У вас есть вечернее платье, Юлечка?..

Платье, разумеется, нашлось — длинное, тёмно-вишнёвое, с глубоким у-образным вырезом: мама милостиво дала мне его поносить на вечер, равно как и чёрные лакированные туфли на высоком каблуке, купленные специально для торжеств. Сам Влад, всегда любивший принарядиться, тоже явился при параде — в элегантной шоколадной тройке, красиво оттенявшей его серебристую шевелюру, при (зеленоватом с искрой) галстуке, в начищенных до блеска тупоносых ботинках. Отражённая в узких зеркалах на стенках прямоугольных колонн, наша пара показалась мне умопомрачительно эффектной, чему, кстати, не в последнюю очередь способствовала и разница в возрасте, на сей раз отнюдь не превратившая нас, как обычно, в банальных дедушку с внучкой, а, напротив, как бы изящно намекнувшая на некое оставшееся за кадром Владово благосостояние. Кстати, как он находит моё декольте, украшенное тонкой бриллиантовой подвеской на бархатном шнурке?.. Влад одобрительно кивнул головой, галантным жестом подставил мне локоть — и мы чинно, не спеша, об руку направились к загадочному, тёмному, прикрытому тяжёлой портьерой проёму, где уже поджидала нас, гостеприимно улыбаясь, вполне одетая, но с приклеенным багровым шрамом вокруг шеи Гелла-билетёр.

«Мастера…» давали в оригинальной, осовремененной (это был даже не мюзикл, а рок-опера), почти пародийной форме: действие было перенесено в наши дни, что серьёзно сказалось на сюжете, из которого режиссеру пришлось выкинуть все характерные бытовые сцены. В итоге фабула спектакля выглядела примерно так. Издатель по фамилии Латунский наотрез отказывается публиковать роман Мастера, мотивируя это тем, что (козлиным тенором): «коммерчески невыгоден, невыгоден проект!»; а называется роман — «Иисус Христос Суперзвезда», ни больше ни меньше (арии для цитат из него режиссёр позаимствовал у великого Уэббера, о чём было честно предупреждено в программке). В конце первого действия у Мастера, творившего, как и полагается, за компьютером,

В довершение беды

Вдруг заглючили винды, —

чем и спровоцировали режиссёра на балетный номер в исполнении семи юношей в чёрных, усыпанных разноцветными окошками трико, — это и были те самые «винды», которые в финале танца окончательно «гробанулись», в красивых позах расположившись на полу.

Маргарите — любимой женщине и системному оператору главного героя — удаётся спасти несколько файлов (арии Магдалины, Петра и Иуды из «Иисуса Христа Суперзвезды»): она перекидывает их на дискетку, перевязывает её розовой ленточкой и носит на шее. Меж тем несчастный Мастер, не выдержавший такого удара судьбы, попадает в психиатрическую клинику (на этом месте Влад поморщился, и мы с ним невольно переглянулись), где его соседом оказывается Иван Бомж — он говорит о себе так:

— Я автор книг-боевиков

Про сексуальных маньяков, —

после чего следует (как бы рассказанная им) сцена попадания Берлиоза (его литературного агента) под Аннушку — момент, заставивший нас с профессором переглянуться вновь.

Но самое интересное началось после антракта, когда Маргарита нашла в своей почте (тут мы с профессором переглянулись в третий раз!!!) приглашение на бал сатаны (ария с рефреном: «Азазелло, Азазелло/Азазелло точка ру!») Чтобы попасть на бал, Маргарите пришлось приделать к своему компу жуткого вида шлем, нахлобучив который, она очутилась в виртуальной реальности. Тут зал и сцена вдруг погрузились во мрак, и в следующий миг, под дикую трансовую музыку, по стенам и потолку стремительно побежало широкое, блестящее асфальтовое полотно. Аэрофотосъёмки!.. Зрители вокруг нас истошно и радостно заверещали.

Лицо Влада, на время отнявшего от глаз изящный бинокль, осталось спокойным и непроницаемым. Честно говоря, я куда больше смотрела на него, чем на импровизированный экран — где возникал то сияющий огнями ночной город с высоты птичьего полёта, то ярко освещённая чаша гор с маячившей то слева, то справа крохотной тенью вертолета, то кислотно расцвеченный, явно цифровой тоннель, по которому мы мчались прямо-таки с дикой скоростью, — что хоть и нервировало, но как-то меньше, чем могла бы какая-нибудь отставшая от жизни Маргарита, непритязательно висящая под потолком на верёвочных качелях (в своё время дядя Ося водил меня на Таганку). Фильм был щедро разбавлен спецэффектами — резкими остановками, падениями в обрыв, молоденькими матерями, выскакивающими невесть откуда с детской коляской, чтобы на полном ходу перерезать вам дорогу под жуткий скрип тормозов и вопли восторженных соседей… но и тут, очевидно, был свой психологический умысел — чтобы мы, как следует разогревшись, не смутились и не испугались, обнаружив, что сатана устраивает свой бал не на сцене, как мы ожидали, а прямо в зрительном зале…