Призрак Шекспира - [60]

— Что это ты, Степан, чаркой гнушаешься? — спросил Салунский, когда Бобырь закрыл ладонью рюмку. — Еще по третьей не выпили!

Степан Степанович вздохнул.

— Без меня, Кононович, пейте на здоровье. Вот Олег тебе в помощь. А я… отпил свое. Будете скоро, видимо, поминать старика.

Как ни старался Салунский, сбить Бобыря с минора не удалось.

На следующий день Степан Степанович взялся копать за домом — хотел под осень малину сажать, копнул несколько раз, осел и упал рядом с лопатой.

Хоронили старика как положено, некоторым из его сверстников из совета ветеранов, которые заставили власть отдать должное их поколению, иногда казалось, что вернулись старые времена и советские ритуалы: на похороны приехал новый губернатор, депутаты облсовета, городской голова и куча чиновников, которые и понятия не имели, кто такой Степан Степанович Бобырь, и удивлялись, что герои соцтруда еще не перевелись.

Олег Гардеман отвез вдову домой, где соседки готовили поминки.

Василий Егорович Емченко получил новое назначение через три дня после премьеры «Лира». Он брал телефон, чтобы набрать номер Нины, но коробочка жгла ему руку, он клал ее на место, думая, словно в лихорадке, как встретиться с ней.

Нина позвонила сама — услышала новость по радио.

— Ты где? — спросил Емченко.

— Дома. Сама.

— Я пришлю Николаевича. Выходи через пятнадцать минут.

Емченко сел в машину в тихом переулке, взял Нину за руку.

— Ты знал, что так будет? Там, на банкете? Знал?

— Информация была неофициальная.

— Боже, знал, не сказал. Убегаешь?

— Не говори такого. Это такая же неожиданность для меня, как и для тебя.

— Недаром я тогда говорила о Чехове. Гуров — в Москве, Анна в провинции… Кто к кому будет ездить?

— Да брось ты литературу. Скоро будешь в столице.

— А там?

— У тебя будет театр. Обещаю.

— Что еще у меня будет? Твоя сановная тень?

— Как там у Чехова? «Мы увидим все небо в алмазах».

— «Дядя Ваня». Я играла Соню… Никогда бы не подумала…

— О чем? Я не безнадежный, Нина. Никогда тебе не говорил…

— Чего?

— Я тебя люблю. Мы что-нибудь придумаем.

Нина вдруг заплакала — беззвучно и безнадежно, так продолжалось с полминуты. Николаевич выехал за город и кружил объездной трассой.

— Успокойся, — наконец сказал Емченко.

— Я спокойна, — ответила Нина.

Он поцеловал ее ладонь, потом достал из кармана пиджака синюю коробочку.

— Только не вздумай бросать мне в лицо. Это не подарок. Это клятва.

С коробочки засветился красный камень в розетке кольца.

— Возьми. Твой камень.

Нина взяла коробочку, вынула кольцо. На пальце камень светился, как крошечный огонек.

— Что я скажу, Василий?

— От коллектива театра. На день рождения.

— Он прошел.

— У них раньше не было денег.

— А если расспросит?

— Когда?

— Действительно, он завтра уезжает.

— Я тоже.

Нина вышла в центре города, измученная поездкой, как горем.

Пальченко, заняв пост в министерстве, несколько месяцев ждал решения квартирного вопроса. Емченко дважды смог вырваться к Нине, их свидания, строго законспирированные, оставляли у обоих нежность и горечь.

Наконец муж получил жилье — не очень роскошное, но и не на киевских выселках, и Нина начала собираться в столицу.

Московский метр Анненков выполнил свое обещание — в самом хвостике лета в журнале была напечатана его статья, иллюстрированная, убедительная и высоколобая, как все, что выходило из-под его пера.

Экземпляр он направил в адрес Ирины Соломахи, та, только просмотрев, помчалась на квартиру Петриченко.

Ночью, когда Тамара уснула, Александр Иванович пошел на кухню и еще раз перечитал статью. Не верилось, что наконец к нему пришло настоящее признание. Он вспомнил разговор со Стасом Петровским, иронические рассуждения приятеля о маршальском жезле, он наконец держит его в руках, этот иллюзорный символ несбывшихся надежд. Ощущение это было приятным, и одновременно Петриченко понимал: статья Анненкова мало что изменит в его судьбе — и житейской, и художественной, даже если постараться и положить московский журнал на стол министра культуры. Что уж говорить о столичных коллегах, режиссерах с более или менее известными именами: они либо пожимают плечами — ич, выскочка, каким это образом сумел сделать себе паблисити, что это за театр такой, Богом забытый, или найдут способ подложить какую-нибудь свинью, а хотя бы и поросенка.

Однако событие неожиданно перечеркнуло скептические предсказания Александра Ивановича. Через некоторое время — как раз перед началом нового сезона, когда съехались и сошлись актеры после отпуска и нужно было восстановить в их — да и в своей — памяти сыгранный раз тридцать за прошлый сезон компактный и кассовый спектакль по пьесе столичного драматурга, из министерства раздался звонок, в реальность которого трудно было поверить. В министерство обратилось посольство Украины в Великобритании с просьбой прислать видеоматериалы спектакля «Король Лир», если таковые имеются. Оказалось, что Шекспировском обществу стала известна статья Анненкова, и это общество проявило «живой интерес», как сказал из Лондона атташе по вопросам культуры, к работе украинского театра.

Петриненко-Черному сделали копию диска, он собственноручно привез ее в Киев и проследил, чтобы министерская почта сработала без задержек.