Призовая лошадь - [40]
С той поры как Идальго предложил мне эту сделку, я перестал спать, целиком погрузившись в проекты. Работу на кухне я бросил, посвятив себя исключительно искусству жить не работая и эпической борьбе с фортуной. Играл я очень рискованно, по самой сложной системе. Тем не менее капитал мой утроился. Я изучал «Рейсинг форм» с глубиной и проникновенностью Шампольона[26]. Завзятые игроки приходили в ужас от постоянства моего везения. Но даже при таком бешеном везении трудно было рассчитывать на то, что я скоплю достаточно денег на содержание лошади. Нужно было изыскать дополнительные средства. Побуждаемый обстоятельствами, я их сыскал.
Однажды Мерседес пришла в бар «Лос Окулистас» чрезвычайно расстроенная.
— Отец, — начала она, — при одном упоминании твоего имени готов перекинуться от злости, он называет тебя бесстыжим пустобрехом, клянется, что, если ты не бросишь скачки и не возьмешься за ум, он выставит тебя из пансиона и добьется того, чтобы тебя выдворили из страны. Говорит, что ты гангстер…
Мерседес вопрошающе смотрела на меня своими огромными зелеными глазищами, как бы сомневаясь в действии произносимых слов. Я же, уставясь на ее свежие девичьи, хотя и ужасно насмешливые губы, чувствовал себя пчелой в поисках взятка. Она говорила, а я любовался ею и, когда становилось совсем невтерпеж, прижимался к ней, покуда она резко меня не отстраняла.
— Отец очень добрый, хотя, быть может, и чересчур строгий и прямолинейный.
— Знаю.
— Ничего ты не знаешь; внешность у него суровая, а вообще-то он бывает очень нежным. Почему бы тебе не начать работать и не бросить свои глупости?
— Разве ты не слышала о проекте, который мы вынашиваем? Если все получится, то мы сразу разбогатеем. В следующий раз, когда побежит Гонсалес, мы его купим. Он обойдется нам в тысячу шестьсот долларов. Половину даю я, половину Идальго. Идальго уверяет, что за две недели он сумеет выколотить из этого коняги все лучшее, что в нем заложено… что сейчас находится в потенции. Конь этот родился, чтобы стать чемпионом. Но пока он им не стал в силу некоторых свойств своего строптивого и экстравагантного характера. Однако по сути своей это прирожденный чемпион. Подумай, как может он выиграть, если сбрасывает своих жокеев? Это все равно что сказать: «Выигрывать не стану, поскольку все мои жокеи скоты и хамы, но буду бегать здорово, если на меня сядет человек стоящий, который будет меня понимать».
— «Или если никто не будет на меня садиться», — хочешь ты сказать. Разве ты не говорил, что этот конь может прийти первым только без жокея?
— Об этом я, признаться, как-то забыл…
Замечание Мерседес застало меня врасплох. Гонсалес и в самом деле был индивидуалистом богемного темперамента, ненавистником всяческой дисциплины и порядка. За те несколько раз, что я видел его, я понял: в своем воображении Гонсалес сам создал свой образ, и этот образ мало соответствовал образу реальному. Он считал себя чемпионом. Но что он совершил, чтобы стать им в действительности? Несколько успешных заявок в прошлом, у себя дома? Теперь же, на чужбине, перед публикой, которая оценивает его жестоким леденящим взглядом бездушных торговцев, Гонсалес держался зазнавшимся бездельником, опьяненным туманными воспоминаниями о прошлом и неясными мечтами о будущем величии.
— Жокей весит сто, сто десять и даже более фунтов, — продолжала Мерседес, — стало быть, без всадника победить может всякий!
— Так-то оно так, но не надо преувеличивать. Все обстоит куда проще и куда сложнее. Есть жокеи-трудяги, которые дают почувствовать лошади весь свой вес, а есть жокеи-артисты, которые, кажется, вот-вот сами поднимут коня в воздух. Гонсалесу везет на первых. Они сидят на нем подобно мешку с картошкой.
Однако, несмотря на видимую безукоризненность моего рассуждения, сам я не был уверен в своей правоте: а вдруг и в самом деле Гонсалес принадлежит к тем современным неврастеникам, на которых нельзя полагаться?
— Сейчас я вспомнил про лошадь английской королевы, Ландау, которую пришлось лечить у психиатра, чтобы избавить ее от психоза, мешавшего ей стать чемпионом. Говорят, это была гениальная лошадь, но, как уверял ее жокей, она была слишком интеллигентна и не понимала собственного блага. Любая мелочь могла ее отвлечь, привести к сбою. Бывали скачки, например «Премио Интериасьональ де Лаурель», когда эта лошадь, пробежав три четверти дистанции впереди всех, вдруг сдавала лишь потому, что ей, видите ли, казалось, будто скачке конца-краю нет и придется так нестись всю жизнь. Этот метафизический страх ей мешал, и она, нервно брыкаясь и фыркая, замедляла бег. Нечто подобное может произойти и с Гонсалесом…
— Позволь усомниться. Ландау — лошадь аристократическая, королевская, а Гонсалес типичный плебей. У короля такие капризы вполне естественны, но у твоего битюга они нелепы. Все дело в том, что Гонсалес просто стар и его ноги отказываются служить.
— Вот уж зря! Ты просто не знаешь моих земляков, Никогда еще я не видывал приличного чилийца, который бы не обладал странностями Гонсалеса. Обманутые непонятными иллюзиями, мы все чувствуем себя заправскими чемпионами, даже не выступая на чемпионатах. Возможно, именно по этой причине мы не только ничего не достигаем, но даже катимся по наклонной вниз, слепо веря в высокое свое предназначение, в то, что мы рождены для славных дел. Где только не встретишь моих земляков, творящих подвиги! Даже во Вьетнаме ты непременно повстречаешь какого-нибудь чудака, пытающегося хоть в чем-то утвердить пальму первенства. Большинство из нас избирает для своей комедии великий театр мира. Вот в чем дело. Если когда-нибудь я приобрету Гонсалеса, то обязательно скажу Идальго, чтобы он не подавлял в нем стремления к подвигу. Публика будет платить за то, чтобы поглазеть, как бежит конь-экзистенциалист. Можно сказать, что не один Гонсалес нуждается в психиатре; у него целая группа учеников, и все его жокеи проходят практический курс психологии…
Представляемое читателю издание является третьим, завершающим, трудом образующих триптих произведений новой арабской литературы — «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже» Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави, «Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком» Ахмада Фариса аш-Шидйака, «Рассказ ‘Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи. Первое и третье из них ранее увидели свет в академической серии «Литературные памятники». Прозаик, поэт, лингвист, переводчик, журналист, издатель, один из зачинателей современного арабского романа Ахмад Фарис аш-Шидйак (ок.
«Рассказ Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи (1858—1930) — самое яркое произведение египетской просветительской прозы, не утратившее своей актуальности до настоящего времени. Написанный в стиле средневековой арабской макамы «Рассказ» вбирает в себя черты и современного европейского романа, и публицистической статьи, и драматической пьесы, что делает его важнейшим звеном в цепи трансформаций классической арабской прозы в новые формы, перенимаемые у западной литературы. Бытоописательный пласт «Рассказа Исы ибн Хишама» оказал огромное влияние на творчество египетских прозаиков-обновителей 20-х годов XX в., решавших задачи создания национальной реалистической литературы. Для широкого круга читателей.
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов, безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1905 г.
Желтоплюш, пронырливый, циничный и хитрый лакей, который служит у сына знатного аристократа. Прекрасно понимая, что хозяин его прожженный мошенник, бретер и ловелас, для которого не существует ни дружбы, ни любви, ни чести, — ничего, кроме денег, презирает его и смеется над ним, однако восхищается проделками хозяина, не забывая при этом получить от них свою выгоду.
Хулио Кортасар (1914–1984) – классик не только аргентинской, но и мировой литературы XX столетия. В настоящий сборник вошли избранные рассказы писателя, созданные им более чем за тридцать лет. Большинство переводов публикуется впервые, в том числе и перевод пьесы «Цари».